Кстати, я ехал в метро, и представил, как вместо всех рекламных плакатов красуются чистые белые листы с формулами и математики, физики, химии, биологии. Что это такая государственная инициатива по повышению общего уровня образованности, и что вместо бесконечного потока мусора взгляд ежедневно скользит по основным точкам учебных программ. Могут писаться и примеры перевода слов на другие языки или объяснение их грамматики. Wouldn't that be fucking awesome? Без логотипов и "дизайнерских решений" и портретов Матвиенко, просто информация, черным по белому.

Обычная реклама меня начинает всё больше оскорблять. Offence is taken, not given, and I do take offence in this issue. Почему считается нормальным засорять мир вокруг меня отвратительно созданным мусором? Почему меня считают идиотом, которому можно показать большие цифры на бумажке и убедить купить ещё один бессмыссленный объект? Почему я не могу поднять взгляд без того, чтобы мне не завопило окружающее пространство "КУПИ ВОТ ЭТО! И ЭТО! И У НАС СКИДКИ! И ТЕБЕ НУЖНА ОПЕРАЦИЯ! И МЫ ЛУЧШИЕ!" ? Почему я вижу это на каждом шагу, почему я вижу это в тех местах, за попадание в которые я плачу деньги? Визуальная реклама, звуковая, раздающие флайры "промоутеры" хватают за рукава, словно я пытаюсь пройти мимо зомби, который жаждет съесть мой мозг...
Если я подойду, и выброшу вам под ноги содержимое своего мусорного пакета, вы оскорбитесь. Если я нарисую там надпись "НОВЫЕ КОВРЫ РАСПРОДАЖА ДО 19.10.16" вы это воспримете как должное. Вы не правы. Дифференциация в типах мусора есть признак не самого здорового состояния.

---

У фэйсбука есть замечательная привычка: чем меньше ты на него заходишь, тем больше он тебе присылает спама, причем имеющего к тебе всё меньше отношения - посты друзей, комментарии друзей друзей к статусу кого-то вообще постороннего... В этом поведении есть нечто от чрезвычайно назойливого молодого человека/девушки, но люди в определенный момент осознают нелепость своего поведения. Фэйсбуку стыд неведом.

---

В результате ошибки с антивирусом, я установил левую программу в тот момент, когда у меня на компьютере не было защиты. И вместе с ней мне поставилась целая куча китайских программ - не столько вирусы, сколько просто назойливый офисный пакет: браузер, текстовый редактор, и т.д.
Так вот, когда я их сейчас удаляю и чищу компьютер, они не сопротивляются, но показывают мне очень милых плачущих анимешных персонажей, которые спрашивают меня на китайском (который я понимаю в достаточной для этого мере), чем они мне не понравились, уверен ли я что хочу их прогнать и т.д. Удаляю и умиляюсь. Умиляюсь и удаляю.

---

youtu.be/PS9V12UcTeg
Ах, этот взгляд Миккельсона в конце трейлера...) Ему идут роли странных злодеев.
Как и отряд скелетов у него в подчинении.

---

Когда ты натыкаешься на хорошего преподавателя, одновременно испытываешь благодарность за то, что он тебе помогает что-то изучать, и ненависть, потому что где он, черт возьми, был всю твою жизнь, и почему оставил тебя на произвол самоуверенных идиотов?!

---

Меня посетило озарение: для ранцузского моей "официальной" целью является прочесть Гаргантюа и Пантагрюэля в оригинале. И я внезапно понял какова моя "официальная" цель для немецкого. Посмотреть "17 мгновений весны" в немецком дубляже.

---

So, Trump. Yeah. Oh my, dear world, oh my.

---

Для прогулки под снегом песня The Doors "Summer's almost gone" подходит просто прекрасно.
youtu.be/cX54w7mLNwI

---

Хороший у него всё-таки был голос...

youtu.be/gOZKz_sPM6U

---

Эти долгие часы, когда ты пытаешься понять, почему текст на экран выводится в том месте, где его не видишь, только чтобы обнаружить, что у него выставлен цвет с нулевым альфа каналом... фэйспалм да не проломит стену за спиной, аминь. Даже когда всё делал сам, нужно не забывать проверить на самые идиотские ошибки.
Scratch that. Especially when you did it yourself.

---

Мысль на будущее - троллинг является положительным явлением только тогда, когда он направлен против умного человека. Глупого человека он только укрепит в его глупости, умного может заставить мыслить по новому, или просто вспомнить важные принципы мышления, которые он мог забыть.

---

Мысль на будущее - троллинг является положительным явлением только тогда, когда он направлен против умного человека. Глупого человека он только укрепит в его глупости, умного может заставить мыслить по новому, или просто вспомнить важные принципы мышления, которые он мог забыть.

---

Мне, кстати, эта идеия Зигфрида Вензеля с направлением греха нравится как образ.

"Сначала мир и затем плоть пытаются заманить нас к греху, но дьявол пытается с их помощью нас разрушить полностью. Ибо плоть ищет что мягко, мир готовит древо, а дьявол подносит к нему огонь… Дале, плоть есть наш враг близкий [hostis domesticus], который уговаривает [suadens] нас искать мягкости развратом и плотскими удовольствиями, которыми толкает нас ниже нас самих. Мир является софистом, хитрым врагом [hostis sophisticus], который уговаривает [suadens] нас искать вещи тщеславные алчностью и жадностью, которыми он выводит нас за пределы самих себя. Но дьявол является врагом тайным [hostis occultus], который притягивает [suadens] нас к худшему, а именно к гордыне, гневу, и зависти, которыми он поднимает нас над нами самими. (557)"

---

Грохот
-Всё в порядке?
-Да, всё в порядке, все живы.
-Ладно, живите дальше.

---

Я дочитал наконец «Логику мифа» Голосовкера. Любопытная книга, хотя местами и весьма спекулятивная. Условно её можно разделить на несколько частей. Первая - исследование принципов построения мифов, их логики, законов, причин их возникновения, паттернов, что пронизывают множество сюжетов, эволюционируя, изменяясь и развиваясь вплоть до логического завершения. Прекрасным примером служит концепция зрения и слепоты - начиная с одноглазых циклопов, доходя до тысячеглазого Аргуса, от слепоты как наказания за надменность до слепоты физической как освобождения для прозрения духовного - человечество словно ощупывает в темноте нечто, что не может до конца осознать, пытаясь определить его границы. Автор рассматривает и причины существования мифических существ, их службу основной функции их структуры - сфинкс существует, задавая неразрешимые загадки, когда загадка разгадана - он прыгает в пропасть; сирены существуют как источники песни, которой невозможно сопротивляться - когда это оказывается не так, они заканчивают свое существование, потому что лишились для него причины. Герои, переставшие быть героями обречены на смерть. Всё подчиняется логике, изящностью которой не следует пренебрегать. В этой же части выдвигается интересная идея о том, что некоторые объекты в мифах несли несколько функциональных составляющих, и что когда одна из них становилась доминантной в сюжете мифа, она могла заменять собой другие - Геракл не является великаном, он не Атлант, который по размеру безмерно его превосходит, но Геракл заменяет его, поддерживая небосвод потому, что этого требует миф - составляющая физического образа отходит на второй план, доминантной становится функция роли. И подобных примеров много. Автор изучает то, насколько на самом деле не полны столь привычные образы: золотые яблоки Гесперид - они золотого цвета, сделаны из золота, подобны золоту? Мне сложно перестать приводить бесконечные примеры, потому что эта книга едва ли поддается традиционному описанию. Голосовкер изучает то, чем являются мифы, из чего составляются образы, и какие же структуры на самом деле скрываются под знакомыми сюжетами. Засим об этой части закончу.
Вторая часть представляет собой защиту воображения. Голосовкер отстаивает идею о том, что воображения является частью науки. Он разделяет воображение и фантазию, утверждая что первое работает с реальностью, представляя собой самый край сознательного исследования, и позволяет находить скрытые паттерны, второе же сосредотачивается на комбинировании, отыскивая паттерны, которые являются возможными, но не реальными. Эта часть книги написана куда менее изящно, возможно из-за абстрактности обсуждаемого вопроса, но я н могу отрицать тот факт, что его идея показалась мне чрезвычайно любопытной. В том числе и по этой причине я не жалею о времени, уделенном прочтению этой книги. К несчастью, с точки зрения языка она едва ли пошла мне на пользу - ожидать улучшения своего литературного стиля от произведения, оперирующего понятиями вроде «имагинативный абсолют» несколько наивно. Впрочем, как верно заметил мой отец, на язык влияет множество факторов. Так что не всё впустую.
В целом я не знаю, стал бы я рекомендовать эту книгу другому человеку. Зависит от человека. Но мне кажется, что разделение книг не должно быть бинарным. Существует категория книг, которую не станешь рекомендовать, но сочтешь уместным предложить на рассмотрение.
А английский комедийный сериал «Blackadder», в котором в главных ролях снимались Роуен Аткинсон, Стивен Фрай и Хью Лори, рассказывающий о солдатах и командирах в первой мировой войне, закончился весьма предсказуемо. У англичан есть удивительный талант сочетать простой и удивительно смешной юмор с неотвратимой трагедией.

---

День четырнадцатый

Заметке быть, но будет она короткой.
Приехали родители, сообщили что я очень изменился в лучшую сторону, не
узнали. Немного странно их видеть, если честно, но я думаю что я просто
привык быть один за эти две недели. Но они были рады меня видеть.
Заставляет задуматься о природе семьи. Нет сейчас сил додумывать эту
мысль, если честно. Может когда-нибудь в будущем. Мы сходили поесть в
Старой Будве, в одном из ресторанов - я впервые прогулялся по ночному
городу. Природа в это время впечатляет, но мизантроп во мне не ведает
покоя - толпы на пляжах, покрытые кремом для загара к ночи начинают
«социальную жизнь», разбредаясь по одинаковым кафе и ресторанам,
создавая толчею на улицах, толпясь вокруг любого хоть сколько-нибудь
любопытного объекта, будь то продавец пластиковых игрушек, большая
собака, или стойка с пиццей. Странно видеть, как продаются на лотках всё
те же дешевые и омерзительно выглядящие игрушки что и в Питере, что и в
Париже. Интернациональность проявляется в самых худших вещах, которые
распространяются легче всего, но несут пропорционально бесконечно малое
содержание. Пустота и пластик международны.
Сегодня я лежал на пляже
рядом с русской семьей, члены которой курили и пили пиво, а после
оставляли окурки и банки на песке. Мне хотелось спросить их, обратиться к
ним, но я сдержался. Это бессмысленно. Не моя страна, не мне
исправлять, не моё дело. На самом деле это не так, и надо было
вмешаться, надо было пойти на конфликт. Это граница эгоизма и
рационализма. Я позволяю себе ограниченный эгоизм, ибо я конечен.
Я
задумался об идее тирана, о том, почему это столь малоэффективная
структура. Забудем даже о том, что после смерти тирана всё всегда
развалится. Просто зрелище людей, неспособных себя контролировать,
вызывает внутри жажду тирании, создает эмоциональное оправдание
ограничения чужой свободы. Проблема в том, что тираном над людьми всегда
будет один из них, столь же ущербный (если не более) индивидуум, полный
недостатков и несовершенства. Тираном должен быть наилучший, достигший
наибольшего совершенства, но такого человека редко будет привлекать идея
тирании.
Мне пришел в голову образ тирании, в котором насилие и
принуждение применяются и к тирану. Наилучшего заставляют быть тираном,
взять на себя власть, которой он не жаждет. В этом слышны отголоски
демократии.
Сегодня идя через толпу я в определенный момент
почувствовал, что слишком раздражен. Сильнее чем можно себе позволить. И
в этот момент я инстинктивно решил, что мне следует уйти в себя. Это
даже не самый лучший образ, но он весьма верный по направлению. Вначале я
представил как спускаюсь по лестнице, но лестницы обладают некоей
непредсказуемостью, казалось бы абсурдной. Я представил, как спускаюсь в
лифте. Но вместо того, чтобы двигалась стрелка или нечто похожее,
относительно стрелки двигались числа - минус один, минус два, минус три…
В определенный момент лифт остановился, и я вышел на большой балкон,
высоко над подземным озером, на берегу которого находился город. Я
детально представил как пью бокал белого вина, и как прошу добавить в
него льда - вместо звонка для вызова официанта был небольшой кран, и
текущая вода бесшумно возвещала ему о том, что в нем возникла нужда. Со
мной на балконе сидел некий зверь, напоминающий муравьеда, тихо фыркая.
Он устроился рядом с креслом, в которое я опустился, чтобы наблюдать за
предстоящем зрелищем, и лишь изредка тыкался своим мокрым носом мне в
руку, намекая на то, что я перестал его почесывать. Спустя некоторое
время часы в городе внизу пробили один удар, и над озером взвился вихрь
светлячков, заполнивших своим сиянием темноту, отражаясь в мечущейся под
ними воде. Они некоторое время танцевали над водой, перед тем как
устремиться вверх, в темноту, пока последний не исчез из виду.
Всё
это я представлял столь явно, идя домой с пляжа, что эта картина, вкус
вина, фырканье зверя - всё это затмило реальный мир, позволяя мне
двигаться на автомате. Я забыл глубину воображения. Забыл его силу.
Забыл, насколько легко уйти от реальности, но при этом продолжать не
просто существовать, но жить.
Это было прекрасное вино.


День пятнадцатый

Да,
день пятнадцатый. Поскольку дни четырнадцатый и пятнадцатый в
значительной мере оказались смазаны движением и в значительной мере
бессонной ночью в одно целое, вполне допустимо написать о них обоих в
одной записи. К тому же признаюсь, в вечер четырнадцатого дня я был едва
ли способен что-либо записать - я сильно устал, голова была весьма
мутной после перелета, и меня постоянно отвлекали, пусть и весьма
приятным способом. Тот случай, когда увлекаться грядущей ностальгией
является большой ошибкой, carpe diem, и всё такое. Меня всегда, кстати,
забавляло это выражение - «и всё такое». В нем отсутствует формальность
стандартных «и так далее», «и тому подобное», «и в том же духе», но при
этом нет присущей подобным выражениям грубости и чрезмерной
разговорности. Оно без сомнения отдает фамильярностью, но достаточно
приятной её разновидностью. Впрочем начнем по порядку.
Утром
четырнадцатого дня я отправился купаться в последний раз, отправился в
этот раз со своей мамой. Для неё как и для меня первое купание было
тяжелым - это всё же очень особый тип нагрузки, который заставляет мышцы
сокращаться в непривычных сочетаниях, что в свою очередь заставляет
внутренние органы чувствовать себя несколько неуютно, словно
перепланировку в комнате осуществляют не поднимая находящихся в комнате
людей с кресел и постелей. Поэтому купание было относительно коротким.
После я уговорил свою маму залезть со мной на камни-скалы, ведущие на
небольшой каменный мыс, поднимающийся над водой, с которого открывался
прекрасный вид. Надо отдать ей должное, в свои пятьдесят лет она
достаточно уверенно карабкалась по камням, хотя в нескольких местах ей
всё же потребовалась моя помощь. Она постоянно твердила, что сама
удивляется тому, что я сумел её уговорить. На её взгляд это достаточно
опасное занятие. Впрочем категории риска у нас несколько разные - в
детстве она отправилась автостопом по югу и востоку СССР. Одна. Я бы на
такое не решился, скажу честно. Карабкаться по камням безопаснее, на мой
взгляд, ты контролируешь куда больше.
После время до отлета я
проводил достаточно бездейственно, что-то съев, собравшись и отдохнув.
Мне было в чем-то любопытно, как я буду смотреть на окружающий мир перед
отъездом. Буду ли я пытаться уловить и запомнить мелкие детали? Буду ли
я пытаться найти какое-то отличие - словно надеясь обнаружить в
окружающем мире какое-то признание значительности моего перемещения в
пространстве? В принципе ни то ни другое - я смотрел всё тем же
взглядом, хотя неизменность окружающего пространства действительно
навела меня на мысли о незначительности моих перемещений.
Садясь на
самолет и улетая я поймал себя на том, что испытываю куда меньше
облегчения чем ожидал в начале, и куда больше сожаления. Мне не стала
больше нравится жара, люди, город - нет, я понял, что буду скучать по
морю и возможности плавать два раза в день. Этот образ жизни мне
оказался очень близок, хотя определенная ограниченность культурной
активности без сомнения со временем начала бы давить на нервы.
На
самолете моё внимание привлекло множество людей, которые в ответ на
просьбу выключить все электронные приборы во время взлета и посадки,
начинают открыто фотографировать на телефоны вид из иллюминатора,
слушать музыку или просто во что-то играть. В этом есть что-то
невероятно абсурдное. Оправдано ли это требование сегодня? Мнения
расходятся, но у меня есть страшное подозрение, что большинство людей,
которые оставляют свои телефоны включенными даже не задумывались о том,
почему их просят это сделать, и стоит ли этим требованиям подчиняться.
Они предпочли, словно непослушные дети, просто не выпускать из рук
любимую игрушку. Касательно фотографий - мы летели уже почти ночью, и
при подлете к Питеру из иллюминаторов открылся прекрасный вид - темнота,
усеянная огнями. Сначала огни выглядели так, словно они находятся на
поверхности воды - бесчисленное множество огоньков, танцующих на черном
гладком зеркале в ночи. У меня в голове возник забавный образ - мы
приземляемся, и вместо автобуса или трапа, нас довозят до терминала на
лодках. Затем, когда мы снизились достаточно, чтобы различать разницу в
высоте, всё это стало скорее напоминать бесконечные рифы, уставленные
маленькими свечками. И в то время пока половина людей игнорировало этот
вид и ворчало насчет кресел, другие начали его фотографировать. На
телефон. Через иллюминатор. Со вспышкой. Мне кажется, что пробел,
следующий за последней точкой, несет в себе определенную смысловую
нагрузку фэйс-палма.
Я взял с собой в полет книгу, чтобы не оказаться
как в прошлый раз вынужденным сидеть три часа без возможности
отвлечься. Книгой этой был сборник рассказов Леонида Андреева,
составленный согласно его собственным посмертным указаниям. Я ясно
помнил только несколько его рассказов, и несколько позабыл его манеру
письма. Язык его, отдам ему должную долю уважения - красив, хотя и не
столь элегантен как у Бродского (да, признаюсь, он будет для меня ещё
долгое время мерилом - впрочем выбор этот мне кажется более чем
достойным). Но содержание… у меня мелькнула мысль, которую с тех пор
несколько людей подтвердили, что он был Чаком Полаником своего времени.
Описание бесконечной мерзости, безумия, схождения с ума, смерти и
болезни… к тому моменту, когда я влетел на территорию Петербурга, мне
пришлось отложить книгу, так как я чувствовал, что погружаюсь в
депрессию. Я не знаю, буду ли я дочитывать этот сборник - возможно
только один рассказ, потому что его рекомендовали. Но после у меня есть
острое желание переключится на что-нибудь несколько более
жизнеутверждающе. Эта книга отнюдь не усилила моё стремление читать
художественную литературу - когда ты читаешь об ужасах реального мира, в
этом присутствует некое парадоксальное утешения реального знания,
объективного свидетельства, если можно так выразиться. В случае
литературы художественной как читатель ты платишь эмоциональную цену
страданий, которых не существует. В этом есть нечто невероятно абсурдное
- причем у Андреева эти ужасы зачастую существуют будто сами ради себя -
нет, безусловно, несколько рассказов забавно работают с этими темами,
строя на их основе некоторые любопытные структуры, исследуются
интересные идеи - как, например, в случае с рассказом «мысль». Но
рассказ за рассказом эти вызывающие отвращение вещи существуют сами ради
себя, и Андреев упоенно разбирает, что в них есть отвратительного,
неприятного, страшного и омерзительного, уподобляясь в этом авторам
многих хоррор-новелл. Впрочем в последних по крайней мере подобное
упоение оправдывается достаточно узким жанром и всьма определенной
традицией и задачей. Андреев слишком часто не пытается сделать с
созданными им ужасными образами вообще ничего. Создается такое чувство,
будто ты читаешь субъективную криминальную хронику. Если говорить более
коротко - слишком часто в обмен на эмоциональную цену чтения подобных
тем Андреев не предлагает вообще ничего.
Впрочем, как всегда я
подозреваю себя в субъективности и ошибочности своего мнения. Или, по
крайней мере, зависимости этого мнения от личных обстоятельств. Что,
впрочем, и является определением субъективности, так что последнее
предложение было достаточно бессмысленным. Прошу прощения. Мне всегда
казалось, что у меня чрезмерно сильно развита эмпатия, которая делает
чтение подобных вещей несколько затруднительным. Хотя здесь, есть у меня
подозрение, скорее следует процитировать Уилла Грэма из сериала
«Hannibal»: «It is less to do with empathy than an active imagination». Я
позволю себе продолжать иногда использовать английский язык.
Отойдем
от дел художественных. Петербург был достаточно сильным впечатлением.
Когда утром ты плаваешь в средиземном море, тебя окружают пальмы, солнце
и жара, а вечером тебя окружает холод, пьяные гогочущие русские,
звуковая реклама в метро, и развалины - ты понимаешь значение
словосочетания «культурный шок». Я добрался домой, чувствуя себя так,
словно меня окружают достойные Гигера пейзажи - вроде бы всё знакомое,
но присмотревшись обнаруживаешь, что вокруг тебя нет ни одного знакомого
элемента, или если они есть - они перемешаны чрезвычайно странным
образом.
Ах да, и последняя заметка касательно самолета - стоит
самолету сесть, люди сразу же расстегивают ремни, и кидаются к багажным
полкам, доставать свои сумки. Самолет движется, трясется, никто никуда
не пойдет ещё минут десять-пятнадцать. Но нет, внезапное чувство
нетерпения охватывает русских пассажиров, которые, видимо, верят, что
если они возьмут свою сумку раньше, то из самолета можно выпрыгнуть на
ходу. Если забежать в автобус раньше, то он уйдет до того, как в него
войдут все пассажиры. Затем, когда они собственно начинают идти пешком,
вся их торопливость разом пропадает.
Дома я успокоил кошку, которая
не привыкла быть одна, и, после некоторых раздумий, позвонил Жене.
Позвонил я не потому что хотел чего-то
конкретного, я просто понял, что соскучился по ней. Я думал о ней во
время отпуска, и понял, что в последнее время у нас настолько улучшились
отношения, что я могу себе позволить по ней скучать. Я некоторое время
подумал, звонить или нет - звонок предполагает, что моё возвращение
имеет достаточно большое значение, чтобы сообщить о нем лично, а не
просто написать в письме или смс. Забавно, насколько технический анализ
кажущихся инстинктивными действий может проходить практически
инстинктивно. Мы поговорили недолго, но она быстро и несколько
неожиданно решила приехать. У нас странные отношения.


Записи далее продолжаются, но я ещё не решил, стоит ли ежедневный дневник публикации, и в чем вообще его смысл. Посмотрим.

---

День восьмой

Утром я думал, что сегодня запись будет особенно короткой, так как даже мыслей в голову не приходило, желания работать или читать не было, и писать было не о чем. Но это изменилось. Однако сначала несколько замечаний, которые я бы хотел записать, потому что иначе есть опасность их забыть.
Первое - надписи на футболках. Это встречается не только здесь, но часто происходит такое, что ты внезапно видишь множество людей в нескольких вариациях одной футболки с простым слоганом. Количество вариантов явно ограниченно, и в результате эти адписи словно разделяют людей на категории. Кто-то предпочел дерзкое словосочетание, кто-то - романтическое, кто-то - просто игру слов. Забавно, насколько у многих людей таким образом сходятся вкусы. Причем дело даже не только в футболках - чем больше ты всматриваешься, тем больше замечаешь, что большинство людей, попадающих под определение «классически красивые» неизбежно выглядят чрезвычайно схоже. Одни стрижки, одна одежда, одни татуировки, все лица и тела словно стремятся к одному. Я заметил, что мой взгляд привлекают в основном люди, у которых есть какой-то изъян, или которые выглядят менее привлекательно чем принято, но обладают чем-то уникальным. Забавно, кстати, что при таком обилии девушек в купальниках мой взгляд в основном падает на тех, что полностью одеты, за редкими исключениями. На всякий случай уточню, что в случае этих исключений мой взгляд привлекает либо совсем уж интересная фигура, либо лицо. Частично это разумеется намеренно - всё же глядеть на полуобнаженных женщин не самое достойное занятие согласно моему воспитанию, но мне почти не приходится действовать намеренно. Касательно интереса к одетым женщинам - вспоминается образ какого-то поэта - хоть убей не вспомню какого, о том что мужчины столь безустанно стремятся задрать юбки женщин, словно каждый раз надеясь обнаружить там что-то новое, и каждый раз разочаровываются. Не то чтобы я имел что-то в виду, просто почему-то пришло в голову.
Второе: ночи здесь сильно отличаются от тех что в Питере. В Петербурге ночь и день иногда смешиваются в один неразборчивый поток, несмотря на визуальные различия. Не ощущается разделения, пусть даже и условного. Здесь же ночь приходит словно прилив, быстро затопляя собой всё вокруг, наполняя мир темнотой. Это удивительное зрелище, потому что создается ощущение, будто ты можешь почти с секундной точностью указать момент, когда этот прилив начинается. Причем это именно прилив, я пока не видел здесь рассветов (и вряд ли в этот раз увижу), но ночь - это не просто уход света, это приход чего-то ещё. Поэтому именно прилив. Привыкнув к температуре я теперь каждый вечер сижу на балконе, ужинаю и работаю, пишу эти записи. Возможно это субъективное ощущение, но мне иногда кажется, что ночной ветер несет обрывки темноты.
Кстати о приливе. у меня иногда создается ощущение, что я способен чувствовать ток собственной крови. Иногда меня словно колышет на волнах, хотя я сижу или стою неподвижно.
Вчера вечером и сегодня утром дул сильный ветер, и вода была непривычно холодной - почти никто не купался, и небольшие но очень частые волны заставляли регулярно отплевываться, потому что волна норовила ударить в нос именно в момент вдоха. К вечеру ситуация не то чтобы сильно исправилась. Вода была в основном всё столь же холодной, а солнце уже почти село - я даже пару раз чихнул. Кстати, в середине предыдущего предложения порыв ветра едва не отломил мне экран ноутбука - я едва успел его подстраховать рукой, иначе была опасность что он мог отломиться. Порывы не столь постоянные, но бывают чрезвычайно сильными.
Сегодня вечером после купания я сидел на берегу, уставший, и постепенно надевал кроссовки - так как ступни покрыты множеством ранок, порезов и ссадин, ходить босиком по камням или песку является весьма неприятной пыткой. Я только уже заканчивал весь долгий процесс, когда мимо меня прошла семья, как оказалось впоследствии - русская. Они направились на камни, к скалам - там можно достаточно далеко забраться, но предстоит длинный путь по камням. Все они прошли, а молодая девушка замешкалась у начала камней, пытаясь решить как ей идти - босиком, с ногами покрытыми песком, или же надеть сандали. Ей было на вид лет тринадцать - четырнадцать, светло золотые волосы, бледная кожа, круглые очки в тонкой оправе, синеватого цвета платье. Черты лица простые, не то чтобы слишком красивые, но приятные. Не знаю, почему я так подробно пишу о её внешности. Я обычно с людьми не разговариваю, даже в тех случаях, когда полагается что-то сказать - поросить уступить дорогу, предложить помощь - я обхожусь без слов, достаточно красноречивыми жестами. И уж тем более я не лезу со своими советами. Девушка почти приняла решение, и начала задумчиво пробовать встать на камень в сандалях, чтобы понять, насколько этот вариант лучше, но явно чувствовала себя неуверенно, боясь соскользнуть. Что-то дернуло меня к ней обратиться. Не знаю что, наверное просто понимание что спустя пару секунд она уйдет, и если давать совет - до делать это сейчас.
- Я позволю себе дать один совет - она кивнула - по этим камням лучше идти босиком, с сухими ногами, поверхность камней не слишком больна для ступней. Если идти с мокрыми ногами или в ботинках - в определенный момент становится чрезвычайно скользко. Поэтому идите осторожней.
- Ясно. Просто песок на ногах очень больно впивается в кожу, поэтому я думаю о сандалях.
- Именно для этого лучше дать ногам высохнуть, чтобы они не скользили и песок не прилипал к стопам.
И всё. Я обнаружил что мой голос звучит мягко, тепло, почти нежно. Я уже собирался идти в противоположном направлении, когда внезапно мы друг-другу улыбнулись. И всё.
Я понимаю, насколько подобный обмен незначителен для большинства людей. Скорее всего и для неё тоже. Но для меня этот обмен улыбками значил многое. Хотя бы просто в силу того, насколько редко подобное со мной случается. О первом значении я писать не могу, я давно решил что определенные вещи записывать не следует - хотя бы в порядке безопасности, скажу только что в этом смысле сыграл роль её возраст, и что выводом было то, что я в основном не плохой человек.
Вторым эффектом было спокойствие. В сочетании с усталостью после купания, этот обмен вызвал у меня ощущение… я бы сказал не умиротворения, но именно спокойствия. И направил мысли в достаточно банальное русло. Я начал думать о том, что в значительной мере жизнь состоит именно из подобных маленьких искр-событий между людьми. Какие-то ярче, какие-то более тусклые. Какие-то горят дольше, какие-то гаснут быстро. У меня перед глазами возник образ темноты, в которой из загорающихся и затухающих искр выстраиваются случайные узоры. Все искры в результате погаснут, но по крайней мере случайные узоры получаются красивыми.
Я начал этим же вечером читать книгу Хитченса «God is not great», и наткнулся на его фразу о том, что он относит себя к тем людям, которые принимают необходимость своей смерти и не сопротивляются идеи освобождения мира для своих потомков. Я вспомнил, что через некоторое время после того как он умер, задумался о нем и почти на автомате сказал мысленно, что жаль что он мертв - но затем остановил себя и сказал что нет, мне жаль что его жизнь оборвалась раньше срока, особенно таким образом - рак - но мне не жаль что он умер. Его жизнь была полна смысла, он достиг многого и многое изменил и создал. Он стал одним из моих учителей, и уважая его, я должен признаться перед собой, что из-за того, что он достиг столь многого и имел столь насыщенную и осмысленную жизнь, в его ноте отсутствует та нота сожаления и бессмысленности, которая обычно вызывает чувство столь горькой утраты. С определенного момента люди словно приобретают право на смерть. Их смерть становится не поражением, но концом жизни. Черт, у меня на глазах стоят слезы, когда я это пишу. Не знаю, от Хитченса это или в принципе от смерти. Может я просто устал за день.
Но в этой идее об изменении значения смерти на мой взгляд есть очень важная для меня истина.
Мне сейчас пришла в голову формулировка, в верности которой я, впрочем, не уверен. Важен не смысл жизни, важна её осмысленность.
И да, забыл отметить. В результате неравномерного загара поверхности моей руки - внутренняя и внешняя - приобрели цвета, которые ожидаешь встретить в рекламе некоего десерта, который сочетает слой белого шоколада с одной стороны, и темного молочного с другой.


День девятый

Заметка дневная: вот нехорошее сочетание, «он стал членом Людей Лорда Чемберлена»…

Я абсолютно правильно поступаю, что перестал оставлять работу на вечер. После вечернего купания и ужина голова работает весьма относительно. В этот раз я пришел домой пораньше - я случайно уплыл в очках, и проплавал чуть дольше обычного, и поэтому решил второй заплыв не делать. К тому же у меня разболелась ступня - куча порезов и сорванных кусочков кожи всё же мешает жить. В результате я имею возможность наблюдать тот прилив ночи, о котором я говорил, на всем его протяжении.
Сегодня я плохо спал, постоянно просыпался, и в конце концов проснулся в шесть утра, на час раньше обычного, в результате получив едва ли четыре часа сна. Это выразилось в том, что после утреннего купания я шел через загорающих людей с таким чувством отвращения, будто бы я ступал прямо по их телам, и чувствовал хруст ребер и пальцев. Люди слились в одну теплую, скользкую и омерзительную массу.
Сегодня случайно пришлось забежать в угловое кафе где есть вай-фай - умер телефон и пришлось разбираться, что у мегафона не так на этот раз. Я проверил почту между делом - могло быть важное по времени письмо - но более ничего.
Продолжаю читать рассуждения Хитченса о религии. Депрессивное занятие, просто из-за того сколько фактов он приводит, но написано хорошо и навело на забавную мысль. В Англии официальной религией следует сделать «Doctor Who». Поклоняться ему можно занимаясь наукой и гуманитарными проектами, телесериал и вся связанная с ним атрибутика вполне соответствует рамкам классических религий - исполнение спектаклей и постановок с деяниями божества, атрибутика и пр.
Сегодня в определенный момент я понравился себе в зеркале.Это было мимолетное ощущение, но я бы назвал это неплохим знаком.
На самом деле у одиночества и относительной изоляции в плане отвлечений, которую я себе устроил, есть определенный минус. Гораздо легче вспоминается определенный образ, гораздо более одиноко становится от того, что это именно воспоминания.
Понял, что мне интересно то, о чем Бродский говорит в своих анализах стихов. Он рассуждает об измерении языка, гораздо меньше связанного с прямыми значениями слов, но скорее о передаче смысла через вторичные аспекты - принадлежность слова к стилю, ритм, звучание… Я не считаю самого себя автором стихов, но мне было бы интересно понимать это в достаточной степени, чтобы я мог это видеть и этим восхищаться. Я понял, что именно так пока что и поступил с китайским - я знаю о нем достаточно, чтобы его понимать и им восхищаться.
Когда я буду отсюда уезжать, я всё же буду испытывать определенное облегчение, но я буду скучать по двум-трем вещам. Возможности каждый день плавать, причем не в бассейне, возможности вечером или ночью сидеть на балконе и читать или работать, и свежим фруктам, притом достаточно дешевым.
Кстати, я попробовал местные манго и киви. Киви прекрасные, хотя ничего особенного, а манго я ел в первый раз в жизни. Это очень странный фрукт, кожура и косточка которого пахнут хвоей. Мякоть же оказалась сочной, хотя и страшно волокнистой.
Я теперь оставшиеся пять дней буду пробовать есть после плавания не пиццу, а фрукты. Пиццу или что-то более плотное я лучше буду есть позже. Посмотрим, как всё пойдет - сегодня всё оказалось сбито вынужденным визитом в кафе, где ради вайфая пришлось заказать салат, и просто так - кофе с мороженным. Салат, кстати, абсолютно прекрасный и невероятно дешевый, буквально тридцать центов.
Засим на сегодня всё. Я не выспался, и голова работает тяжко и с перебоями.


Прочитав очередной раздел Бродского (его записки о путешествии в Стамбул), я открыл ноутбук и написал нижеследующее. Думаю, что в первых трех строчках даже слегка эхом звучит его манера письма. Это не столько запись о событиях дня, сколько просто наблюдение, к которому я пришел во время этого отпуска.

Моя трагедия - бред, не трагедия это. Глупость? Недостаток? Какая к черту разница. Сойдемся на слове трагедия понимая, насколько сильно оно упало в цене - настолько, что вполне подходит для описания моей ситуации. Моя трагедия состоит в том, что я нахожусь на самой границе между знанием и незнанием. За свое знание мне в значительной мере следует благодарить своих родителей - какой кошмар, даже в двадцать четыре года чувствую легкий внутренний протест в признании их заслуги - насколько же я инфантилен? Они - я бы даже сказал мой отец - воспитали во мне страсть к знаниям, умение рассуждать. Отец в детстве читал мне книги и научил меня читать их самому. Я много читал в детстве. До смешного много. А потом перестал. Точнее говоря сначала я стал читать более плохие книги, которые приносили мне простую радость. Я перечитывал их несколько раз, потому что радость, которую они приносили, не имела почти никакого отношения к новым знаниям. Это были словно воплощенные в форме текста летние блокбастеры - шпионские триллеры Тома Клэнси, волшебные королевства Макса Фрая и Роджера Желязны, и тому подобное. А затем, я перестал читать совсем. Это странно, потому что учителя русского и литературы у меня были в школе прекрасные. Без преувеличения, во всех школах эти учителя были лучшим, что школы могли предложить. Но обычно мне не было нужды читать то, что мы проходили по программе. Либо я уже это читал в детстве, либо на основе краткого содержания или даже просто послушав обсуждение произведения в классе я мог предложить разумные и толковые мысли - не уверен, кому это льстит больше, мне, или людям, которые произведение обсуждали. Но так или иначе, читать я перестал. Перестал я потому, что серьезные произведения не давали того мгновенного импульса удовольствия, как их «достойные» соперники. Потому что я увлекся компьютерными играми - для человека, не адаптированного к социуму они являются страшным злом, а точнее слишком легкой альтернативой. Я бы хотел считать что извлек из этой альтернативы всё лучшее что мог, но это весьма жалкое оправдание. Со временем я перестал читать художественную литературу в принципе. Все сюжеты мне казались повторяющимися, все трагедии - надуманными, все истории - слишком скучными. Я не любил тогда поэзию, она казалась мне слишком претенциозной, не любил и чистых философов - слишком часто я наталкивался на повторяющиеся мысли, либо свои, либо те, которые я уже встречал. Я читал научно-популярную литературу, так как в ней всегда на мой взгляд было куда больше содержания чем в художественном произведении. Не могу отрицать, что это дало мне определенное понимание сфер, которые иначе остались бы от меня безмерно далеки, но это понимание исключительно поверхностное, минимально необходимое чтобы читать новости. Я почти перестал общаться с людьми. Я и так это делал редко, но школьные условия вынуждали меня так или иначе реагировать на социум, окружавший меня. На самом деле от обеих проблем меня могло бы спасти поступление в университет, но этого я не сделал. По нескольким причинам. Во-первых - я понятия не имел чего хотел, а родители не слишком давили. Во-вторых - хочется сказать, что я был безвольной тряпкой, и в чем-то это верно, но в чем-то это просто удачное стечение обстоятельств - меня бросила моя первая и единственная девушка, я резко набрал вес, у меня не было ни одного постоянного друга - всё это очень сильно способствовало абсолютной апатии и желанию сбежать. В-третьих - я боролся с остатками тех знаний и способностей, которые были у меня с детства. Высшее образование было одновременно и бессмысленным и необходимым, и лишним и вызывающим страх и отвращение и безразличие. Так что ему было не суждено случиться в течении долгого времени, а когда оно случилось - оно приняло максимально бессмысленную для меня форму. Восемь лет. Если подумать, то примерно такой срок я тратил всё, что у меня было, почти ничего не приобретая в замен. Или приобретая столь ничтожно мало, что этот минимум является скорее принебрежимой величиной, нежели чем-то достойным упоминания. И вот мне двадцать четыре. И я обнаруживаю себя на пороге знания и невежества. Да, изначально я сказал знания и незнания, но невежество подходит пожалуй лучше. У меня в голове осталась способность рассуждать, способность быстро читать и поглощать информацию, но я разучился чувствовать язык и текст. Половину литературной программы филологического факультета я прочитал ещё в детстве, половину я позорно упустил за эти восемь лет. Я ничего не знаю о географии, архитектуре, живописи, истории, математике, химии, если не считать мелких обрывков. У меня нет собственной квартиры, я даже не снимаю жилье (если не считать короткого и абсолютно бессмысленного эксперимента). Я не знаю французского и немецкого, которые за эти восемь лет мог бы идеально выучить, то что я знаю из этих языков сейчас - жалкие обрывки, «не ноль», если выбирать наиболее положительный эпитет. Я могу продолжать делать то что делал. Не читать, не учить, просто исполнять свою работу. Я даже могу что-то читать просто чтобы поддержать язык для работы. Я буду неплохим, усердным переводчиком, и вполне вероятно, что того, что я получил в детстве и того, чего я нахватаюсь по дороге, мне хватит на всю рабочую жизнь. Или я могу попытаться развиваться, пока не поздно. Это звучит самонадеянно, но я чувствую, что способен быть чем-то большим. Не чем-то особенным, но я способен знать больше. Я способен выучить больше, научиться большему. Моё развитие ещё может продолжиться. Я хочу чтобы оно продолжилось. Я начал с большой форой, а затем позволил себя остановить на восемь лет. Множество людей говорит, что основное развитие происходит до двадцати пяти, дальше - только корректировка. Я предпочитаю быть опоздавшим, который будет продолжать делать задание, когда все уже разошлись. Я хочу развиваться. Раньше я хотел хотеть, и видимо это желание исполнилось. Не в том плане как я хотел, но так, возможно, даже лучше. Я верю, что всё ещё способен учиться. И что смогу не останавливаться.


И вновь спустя некоторое время.

Я уже и забыл, что такое читать настоящую книгу. Уже пол-первого ночи по Питерскому времени, я только что закончил читать Бродского, точнее набор его эссе на разные темы - от страны до семьи и стихотворений и поэтов. Это и не совсем художественная литература, так как собственно вымысла в ней нет, если не ударяться в семантику, но и нехудожественной я бы её не назвал. Последнее эссе было о его родителях, их жизни, смерти и, особенно, его памяти о них. В голове остается странное горькое послевкусие. Стараюсь не думать о своей семье, о том, что они тоже умрут. Раньше я был бы, мне кажется, способен не горевать, не чувствовать ничего ни когда это случится, ни думая об этом как сейчас. Теперь же смахиваю пару слез и хмурюсь. Поздно. Спать идти надо было. неужели это то выздоровление, исправление и осознание, к которому я так стремился? Неужели это то, что я считал лучше апатии? Да, это лучше апатии, сейчас я говорю это. Но я понимаю что от этого можно устать, выдохнуться. Я вспомнил ещё одну причину, по которой я перестал читать книги. Они умножали мою грусть, не предлагая в замен даже реальности.
Я уже и забыл, что такое читать настоящую книгу. Я лежал на деревянном полу, сползя на него с кровати, на которой было слишком жарко. Из одежды только бельё, лежу под окном и ветер и ночь за ним помогают сохранять внимание и ясность сознания, как и бокал полный воды и льда на тумбочке, к которой приходится тянуться. Я забыл, что читая текст можно словно войти в ритм книги, как будто слушаешь радио и сам начинаешь насвистывать ту мелодию, которая доносится через волны белого шума. И ты читаешь, страницу за страницей, мысль за мыслью, слово за словом, переплетая события в ощущения и в свою собственную память. Часть тебя замещается написанным текстом, чувства не твои но от того не менее реальны, так как именно ты выступаешь инструментом для их звучания. И опять на глазах слезы, мешают печатать. Истерика - и мгновенно всё прошло. Полезный трюк времен апатии. Ты читаешь, дочитываешь до конца, закрываешь книгу, выключаешь приемник из сети. Но это не меняет ровным счетом ничего. Ты продолжаешь насвистывать мелодию, мысль или даже скорее чувства и ощущения, вызванные воспоминаниями о том, чего с тобой не происходило, продолжают свое существование. Однажды я услышал фразу актера о том, что актерская игра - это выматывающий процесс. Потому что твое тело не всегда знает что ты играешь, и чисто на химическом уровне ты испытываешь все так, словно все происходит с тобой на самом деле. То же с книгой.


Пока читал, проголодался, ибо ужин был давно. Маленький кусок пиццы, оставшийся в холодильнике, служит достойной эпитафией.



День десятый

Сегодня большинство умных мыслей пришло утром, потому что после первого купания мне пришло в голову купить бутылку красного вина. Да, два больших бокала вина (второй со льдом), заедаемые персиком - в этом было несомненно что-то прекрасное, в том числе и визуально. Цвет персика был столь ярок, что его черная сердцевина казалась обуглившимся краем медленно тлеющего и светящегося фрукта, словно возникшего изо сна. Я взглянул в зеркало, и мне понравилось то, что я увидел.
Разумеется, по жаре пить неразбавленное вино, да ещё с моим организмом, не самая лучшая идея. Проснулся через час я не в особо приятном состоянии, и спустя некоторое время принял решение от выпитого вместе с фруктами избавиться. Возможно идея со льдом была правильная - стакан почти полный льда и самая малость вина, возможно разбавленного ледяной водой для вкуса. Как бы парадоксально это ни было, у меня не особо высокая толерантность к алкоголю, даже с учетом моих размеров и наследственности. Но по крайней мере проходит всё относительно быстро.
На пути к пляжу увидел забавную сценку - дети играли в мяч, и один из мальчиков в определенный момент произнес вслух «gg». В играх это сокращение означает «good game» - «хорошая игра», и обычно произносится после завершения игры в знак уважения к сопернику. Забавно видеть, как подобные вещи внезапно становятся частью реального языка.
На самом деле даже те умные мысли не то чтобы чрезмерно умные. Просто я продолжаю думать о той метафоре корабля.
Классическое утверждение «no man is an island» - «ни один человек не есть остров» имеет в виду то, что ни один человек не существует отдельно, самостоятельно, никоем образом не будучи связанным с другими. Моё возражение против данного сравнения связано несколько с другим аспектом. Остров обладает достоинством стабильности, статичности. Несмотря на то, что вертикальное движение приливов и волн может подвергать сомнению четкость его границ, факт его существования является достаточно упрямым, и повлиять на него могут лишь катастрофические события либо время, кое есть катастрофическое событие перманентное и неотвратимое по своей природе, но относительно неспешное, и от того в каждый отдельный момент пренебрежимое. Стабильность острова обеспечивает его связь с основой того, что его окружает - дном океана, моря, озера или реки, суть - землей. Подобно Антею он черпает силу из того, что находится под ним, и я страшусь представить себе того Геракла, который сумеет эту связь разорвать. Небольшое отступление; мне кажется, что даже сам оригинальный Геракл внушал страх своей природой - любой полубог страшен, ибо обладает силой богов и их амбициями, но не даруемой бессмертием отстраненностью. Но возвращаясь назад - остров обладает стабильностью. Человек же скорее подобен кораблю, плывущему по поверхности бескрайнего океана. Бездна под ним на глаз сравнима с той, что зияет сверху, и на тонкой границе между двумя человек движется в неизвестном направлении, поскольку и карта и компас в значительной мере бесполезны, когда глаза беспомощно мечутся по горизонту, пытаясь найти ориентир.

Вторая мысль связана с проектами. Я попытался вспомнить, какие мои проекты были связаны с кораблями - иногда это помогает понять место того, чем занимаешься сейчас, относительно старого, или же понять что это лишь часть большого целого.
Их оказалось три, включая этот.
Первый - всего несколько строчек, которые я попытаюсь восстановить по памяти.

Судно «Анубис».
Судно «Нюкта»
Судно «Орфей»
Их было пять
Осталось три

Проект был очень расплывчатым, но эти суда исследовали некое иное пространство, иные воды. Почему-то кажется, что те два судна, которых больше нет, звали «Харон» и «Геракл». «Харон» отвечал за переход между этим миром и тем (условно говоря), Геракл - за защиту, неизвестно правда от чего. Неизвестно и судам, так как это первая экспедиция. «Орфей» хранит однократную возможность возвращения, «Анубис» - в основном исследовательское судно, за что же отвечает «Нюкта» я не знаю.
И да, это не старые суда. Они металлические, не слишком новые, но и не особо старые. Не знаю, почему это имеет значение.

Второй проект - образ города ночью, Петербурга в данном случае. И ночью, когда все спят, улицы затапливаются водой и по ходят корабли, шкребя своими старыми деревянными досками по стенам домов на особенно узких улицах. В основном лишь редкие крыши виднеются над черной поверхностью воды. Каждое плавание заканчивалось рассветом, он был словно точкой, до которой корабль неизбежно доплывал. Я не знаю, кто плавал на этих кораблях, не уверен. Может спящие люди, может кто-то ещё. Это догадки. Это не столько одна история сколько начало многих, но одной из первых была история о девочке, которая ночью проснулась, тихо вышла на лестничную клетку и поднялась через темный чердак на крышу, где сидела, спустив ноги в воду и глядя на проплывающие мимо корабли.

Третий - тот образ, о котором я писал. Ощущение что я являюсь кораблем, который я пытаюсь починить. Мне кажется что чиню я его не в доке, но посреди океана. Это старый корабль, и я знаю о нем отнюдь не все. Часть путей перекрывают завалы, часть - запертые двери. Я не знаю почему и куда этот корабль плывет, не знаю даже являюсь ли я его капитаном или всего лишь пассажиром. Но из порванных труб вырывается пар, упавшие доски перекрывают коридоры, а в одной из комнат из пробоины медленно течет вода, несмотря на все заплаты. Что странно, так как согласно плану эта комната находится выше уровня воды снаружи. Поэтому чиню этот странный корабль в меру своих сил, и одновременно пытаюсь понять, что это за судно, и почему оно такое странное.

На самом деле эти проекты в чем-то выстраиваются в логическую цепочку. В первом плавание ограниченно пространственно - это некие «иные» воды, отделенные ото всего обычного. Во втором плавание ограничено временем, рассвет является точкой схождения пространства и времени, как бы странно и непредсказуемо оно ни текло (или не текло). В третьем у меня такое чувство, что плавание не ограниченно ничем. Этот корабль был построен в наскоро сооруженной верфи из двух других судов, построен прямо в океане из собранных обломков других судов и лишних материалов. Этот корабль плыл всю свою жизнь и, скорее всего, будет плыть ещё долго, если не всегда. Что, впрочем, дает ещё больше оснований заколотить наконец наверняка эту дурацкую течь и найти таки выход на верхнюю палубу.


А ещё я остался без Бродского. С книгой всё в порядке, просто я её дочитал (вроде бы я об этом писал, не хочу тот кусок перечитывать сейчас). Странно, я в последнее время подозревал свою память в слабости, но в голове ясно и с деталями сейчас лежит вся прочитанная книга. Нет, не вся, но значительная её часть. Перечитывать такую книгу желания нет, хотя подозреваю, что почитав Ахматову или Цветаеву или Одена, смысл появится. Засим всё.
Хотя нет, запишу ещё одну маленькую вещь, а то забуду: как отличить прогресс от смирения? Прогресс это изменение условий, смирение есть обучение с этими условиями сосуществовать. Как то так. Потом, если надо, я найду верную формулировку, но так как моя память у меня все же вызывает подозрения, лучше записать.

И надо будет попробовать по возвращении выучить стих. Эксперимента ради.

Эх, повелось похоже добавлять дополнения (впрочем что же ещё с ними делать?)
Сплин - это действительно хорошая группа. Я хожу без плеера, и отчего-то захотелось послушать на ноутбуке их «пластмассовая жизнь» и «пой мне ещё». Даже отбрасывая мою личную привязанность к их музыке, обусловленную скорее удачным совпадением, нежели чем-то ещё, я могу с уверенностью утверждать, что у них действительно хорошие песни. Я не могу говорить про содержание, «не дорос ещё» говорить про содержание чего-либо с художественной точки зрения, на мой взгляд. Их структуру различаешь на слух словно глядишь на чистую страницу с текстом этой песни, и структура выражена средствами типографии, знаками препинания, величиной букв. Какие-то строчки словно выносятся в примечания, какие-то напечатаны полупрозрачно прямо поверх всего остального текста. В «пластмассовой жизни» почти вся песня словно заключена в скобки, и с самого их открытия чувствуешь неизбежность скобки обратной, и с ней - окончания самой первой фразы, разорванной этими скобками почти на две минуты. В «пой мне ещё» вся песня словно движется в обратном направлении, ведомая ритмом слов, структурой предложений, в которых примечания отсылают назад, к верху страницы, заставляя читать текст задом-наперед.


День одиннадцатый

Итак, начнем с мелких заметок. Во-первых - маленькая забавная сценка, в которой девушка на одной стороне улицы махала кому-то на другой, и кричала: «Сандра! Сандра! Чао-чао!» Это «чао-чао» показалось мне чрезвычайно милым. Во вторых - я понял, что не люблю солнечные очки. Не то чтобы я не любил их сам, впрочем без диоптрий они скорее мешают чем помогают - я не люблю их на других людях. Очки закрывают часть лица, которая играет едва ли не ключевую роль в определении эмоции, которую испытывает человек. И форма очков зачастую становится словно застывшим элементом выражения лица, подчиняя почти все остальные черты и заставляя получающееся выражение лица попадать в достаточно ограниченную категорию эмоций. Круглые очки очень часто делают нейтральные выражения лиц надменными, узкие горизонтальные - злыми, или по крайней мере агрессивными. Мне интересно, понимают ли люди их носящие, как выглядят и воспринимаются их лица? Вспоминается определение джентельмена, не помню чье, которое я прочитал у Хитченса: «Джентельмен это тот, кто никогда не бывает груб, за исключением тех случаев когда он груб намеренно».
Я продолжил эксперименты с вином, уменьшив дозу и увеличив количество воды - результат лучше, но все равно я оказываюсь недееспособен на слишком большой промежуток времени. Ни плавать ни работать в таком состоянии не возможно. В бистро на углу я всё же решил не есть, один кусок пиццы в день можно себе позволить, стоит он сто рублей, а минимальный обед в этом бистро (салат и картошка фри) обходятся в два с половиной. К тому же официанты там явно привыкли что если их хотят позвать - им кричат, так что вежливое поведение растягивает обед почти на час. Салат там не настолько вкусный, чтобы оправдать подобное несоответствие.
Умные мысли опять пришли скорее утром, не знаю почему это время в последние несколько дней стало более способствовать длинным монологам в голове, размышлениям и т.д. Возможно дело в относительной прохладе, возможно - в том что силы ещё не были потрачены, возможно всё это в сочетании с получасовой - сорокаминутной прогулкой способствует обдумыванию отвлеченных тем.
Я задумался о боге. Возможно на это меня сподвигла книга Хитченса о религии, которую я продолжаю читать. Возможно вспомнившаяся игра «Talos Principle», о которой позже, а точнее всплывшая в голове её заглавная тема - по-моему она называется «Dominus Cristi». Если я опубликую эти записи в дневнике, то пожалуй добавлю ссылку. Но так или иначе я задумался о боге. Не в абстрактном смысле, ибо подобные рассуждения пусты, и повторяются раз за разом, но с субъективной точки зрения. У меня внезапно получилось почувствовать, каково это - верить, что твоя жизнь имеет смысл. Что твоя жизнь не случайна, но часть некоего плана, который ты не знаешь, но чувствуешь, насколько он всеобъемлющ. Я увидел, как меняется мир, когда ты веришь что он не является набором случайностей, но проявлением сознательной воли. Иллюзорность этого ощущения не ускользала от меня (забавное сочетание слов, не правда ли?), но я понял, насколько же эта иллюзия прекрасна. Это чувство дает уверенность, вызывает желание действовать, изучать этот мир, пытаясь понять его структуру, понять суть этого «божественного» плана. Случайность в определенном смысле чрезвычайно деморализующая концепция, в том числе из-за своей всеобъемлющей направленности исключительно в сторону энтропии. Необходимо отметить, что я говорю именно об идее бога монотеистического. Подозреваю что в значительной мере на эти размышления меня сподвигла окружающая природа - она всё же куда ближе к тому, что представляешь себе при мыслях о классических религиях, Греции и Риме. Ели и березы на мой взгляд куда охотнее поддерживают атеизм, или по крайней мере религию иного порядка. Возвращаясь к теме моно- и политеизма, хотелось бы отметить, что в определенном смысле политеизм, на мой взгляд, ближе к атеизму чем монотеизм. Политеизм поддерживает скорее идею структурированности отдельных аспектов реальности, условное разделение их на группы, и меньший акцент на структуре единой и глобальной. Меня в чем-то чисто с эстетической и эмоциональной точки зрения даже привлекает идея обращения за благословением к конкретному божеству перед совершением действия из соответствующей категории - разумеется в первую очередь мне в голову приходит политеизм греческий, ибо на нем я вырос. Не в плане религии, нет, просто вместо сказок в определенный момент родители мне дали книгу греческих мифов, с соответствующим результатом. И мне кажется в чем-то изящным прошение благословления Посейдона перед рыбалкой, Гермеса перед походом на рынок и Геры перед встречей с женой после долгой разлуки. Возможно дело в том, что я воспринимаю мифы и религию древней Греции в категориях более эстетических нежели религиозных. Но возвращаясь к тому, что я ощутил - на время я почувствовал себя частью «плана». Исчезло чувство потерянности, неопределенности, словно была снята ответственность без ограничения свободы. Я понимаю, что последнее в значительной мере противоречит идее религии, но я говорю именно о вере в данном случае. На мой взгляд религия и вера вещи раздельные и отнюдь не столь взаимосвязанные как кажется. Это ощущение чрезвычайно субъективное, но по крайней мере я могу с уверенностью сказать, что понимаю, почему многие не хотят с этой верой расставаться. Я задумался о концепции сознательного выбора в пользу веры, вопреки знаниям и фактам. Не в том смысле что я задумал этот выбор совершить, но скорее - как он в принципе совершается? И выбор ли это на самом деле, в полном смысле сознательного рассмотрения обоих вариантов? Можно ли вообще сравнивать концепции знания и веры?
Чувство достаточно быстро ушло, и честно говоря я не могу сказать, что буду сильно по нему скучать. Оно действительно приятно, но несмотря на ту энергию, которую оно дает, в нем есть нечто парализующее. Ответственность это не только груз, если можно так выразиться, это ещё и баланс, важный ресурс, который надо тратить с осторожностью.
Я чувствую, как мой текст сбивается. Предложения скатываются в обрывки, мысль перескакивает с одного на другое - сказывается зажатая шея и то, что я не имею возможности читать Бродского перед тем как начать писать. Возможно стоит начать его перечитывать чисто из «медицинских» соображений. Возможно также сказывается то, что я пишу это в душном помещении, а не на балконе на свежем воздухе - батарея заявила о своей опустошенности в самый неподходящий момент. Также может сказываться вино - всё же в сочетании с жарой оно оказывает не лучшее влияние на способность мыслить ясно. Засим эту запись я заканчиваю, так как если у меня и были ещё какие-то мысли, я окажу им милосердие, позволив им избежать воплощения мною в состоянии столь сомнительном, если не сказать плачевном.


День двенадцатый

Я продолжаю потихоньку увеличивать дистанцию или время своего плавания - медленно, но тем не менее я решил иначе не позволять себе покупать лишних сладостей, например мороженного.
Моё внимание всё чаще привлекают местные дворники и продавцы в магазинчиках, которые явно не предназначены исключительно для туристов. У них иной ритм жизни, я бы сказал иная скорость. Как бы парадоксально это на первый взгляд ни казалось, они более неторопливы чем отдыхающие, несмотря на то, что у них куда больше реальных дел и обязанностей. Я подозреваю что дело в ограниченном времени отдыха, за которое люди хотят успеть как можно больше, но мне кажется, что дело ещё и в темпераменте. Возможно он диктуется климатом, возможно просто определенной ограниченностью возможных действий в принципе в настолько небольшом городке, предназначенном в основном для туристов. Но мне нравится за ними наблюдать. Часто работники разных лавок или магазинов приветствуют друг друга, вокруг них крутятся знакомые им дети. Дворников потом видишь собирающимися вечером в бистро, сидящими и обсуждающими что-то. Во всем этом чувствуется отдельный слой существования, не то чтобы враждебный к постороннему, но скорее просто его не подразумевающий. Мне это нравится. Меня всегда привлекали вещи и люди, которые существуют отнюдь не только ради меня, если подобная формулировка в принципе допустима.
У дворников здесь, кстати, замечательный слух и голос. Они очень часто что-то напевают при работе - в основном песни с восточными мотивами, тянущимися нотами. В основном поют именно дворники, но иногда замечаешь за этим занятием и продавцов. И поют они действительно прекрасно - обычно услышав первые ноты любительского исполнения песни себе под нос ожидаешь услышать нечто более близкое к какофонии, чем к действительно хорошей мелодии. Здесь же ты слышишь действительно красивую мелодию, в которой ни одна нота не выбивается из потока. Мне это напомнило мою учительницу китайского - она тоже постоянно что-то напевала, и удивлялась, что мы петь не стремимся и не любим. У них в Китае (насколько же странное это выражение - «у них где-либо», насколько резко оно подчеркивает разделение, которое иначе как местечковым не назвать?)… после таких скобок даже неудобно продолжать предложение, слишком они длинные и слишком с большим укором смотрят они на начало предложения, стоящее перед ними. Начнем заново. По её словам, в Китае люди поют очень часто, и в принципе петь очень любят - вместе и раздельно. Может быть весь мир поет, и мы единственные отвергаем этот естественный импульс? Впрочем, как всегда я могу говорить исключительно о Петербурге - который, впрочем, по утверждению некоторых является собственной отдельной нацией, отдельной от России.
А я тем временем сижу в темной ночи на балконе, и пишу под «Riders of the storm» The Doors… Меня в принципе в последнее время потянуло на классику подобного рода - незадолго до отъезда я сидел и переводил под «Wish you were here» Pink Floyd.

У людей есть чрезвычайно неприятная манера фотографироваться на фоне чего-либо. В отличии от Бродского я направляю это обвинение отнюдь не только в адрес японцев - такое чувство, что в той или иной манере эту привычку перенял весь мир. Сегодня я гулял по Старой Будве - микроскопическому старому городку с узенькими улочками и бесконечным числом магазинов. Это сочетание, кстати, со временем приобрело свое очарование, подобная форма рынка по своему мила, хотя бы в плане чрезвычайно соблазнительной возможности заблудиться, сделав всего пару поворотов. Так вот, я гулял по этому городку и набрел на прекраснейшую картину - садящееся солнце, освещающее одинокое дерево, стоящее посреди маленькой площади на небольшом круглом участке земли, приподнятом на каменном постаменте. Ветки были окружены мягким сиянием, тонкие тени ложились на камни площади изящным орнаментом. Я достал свою камеру, раздумывая об идеальном ракурсе, который максимально удачно выразил бы красоту того, что я вижу. Но вокруг толпились люди, каждый из которых вручал своему спутнику камеру и подходил вплотную к дереву, перекрывая половину теней и портя изящную лаконичность самого дерева. На его фоне фотографировались пары, мужчины, женщины, семьи, родители призывали своих детей забираться на каменное возвышение и висеть на ветках дерева, чтобы их сфотографировать. Если дети были слишком малы чтобы забраться сами, родители их подсаживали, и затем долго и громко уговаривали посмотреть в сторону камеры. Я не понимаю, зачем люди это делают. Разве они не видят, что своим присутствием они портят то, на фоне чего они фотографируются? И что они фотографируют? Фон, самих себя, своё присутствие? Я уже говорил о своей нелюбви к бесконечным селфи и палкам, предназначенным для их удобной съемки, но я с ответственностью заявляю, что предпочитаю их «фотографиям на фоне». По крайней мере их нарциссизм откровенен, и, главное, для них люди куда реже подходят вплотную к объекту, не давая его сфотографировать. Я действительно не понимаю, зачем делаются фотографии на фоне. Если фотография призвана запечатлеть красоту объекта, то зачем ему ваше присутствие? Если нет - то зачем вы её делаете? Может дело в жажде обладания? Я есть на фотографии, значит то что на ней - моё? Неужели если вы посмотрите потом на фотографию, где нет вас, и у вас возникнут сомнения, были ли вы там вообще? Какой смысл в фотографии вас на фоне чего-либо, если вы больше концентрируетесь а своем присутствии где-либо нежели на самом месте? Вы же даже не вспомните что чувствовали, что видели. «Я на фоне башни», «Я на фоне дерева», «Я на фоне моря», «Я на фоне заката» - что в этих фотографиях постоянного? «Я». Почему просто не сесть в фото-будку, и получить сразу множество фотографий себя, если вам они так нравятся? Проблема в том, что это даже не нарциссизм, это мгновенная ностальгия и вера в изменение сути в зависимости от положения в пространстве. Вспоминается момент из выступления одного английского стэнд-ап комика:
Смотри, это я на фоне статуи!
Да, я прекрасно это вижу…
А это я ем местные макароны!
Да, разница невероятна…

Я ждал пока в потоке людей перед деревом появится пробел так долго, что солнце село, и красота пропала. Люди сразу перестали фотографироваться, и разошлись. Отчего-то мне это поведение напомнило мух.


День тринадцатый

На самом деле это последний день отпуска. Улетаю я послезавтра, из ома уезжаю в три часа - времени хватит только позавтракать, искупаться и поесть после купания. Завтра я буду собираться, убираться, и готовиться к приезду родителей - они меня здесь сменяют, отец на неделю, а мать на две. Я возвращаюсь в Питер, а они прилетают сюда. Самое забавное, что в эту неделю я скорее всего не смогу, даже если возможность представиться, ночевать не дома - я единственный из семьи, кто остается дома, и я должен следить за кошкой. Мне не хочется оставлять её одну слишком надолго, мне чрезвычайно неприятна идея одного животного в квартире, особенно если оно голодно. Идея держать домашних животных мне и так кажется серьезным моральным компромиссом, но если уж решили - будьте добры полностью соответствовать взятой на себя ответственности. Парадоксально, на самом деле, но во мне куда больше протеста вызывает мысль о причинении боли животному, нежели человеку.
На самом деле это даже отпуском не назвать толком. То-есть безусловно, я купался, загорал, занимался здоровьем, но после первых четырех дней я каждый день исправно редактировал отведенный кусок текста. Мне нравится в моей работе возможность реально работать в любой точке земного шара. Захотел - поехал, никому не должен отчитываться, отпрашиваться, работа перемещается вместе с тобой и требует работающий ноутбук и книгу. Даже без интернета в теории можно обойтись, хотя это уже зависит от конкретной книги и сложности текста.
Сложно подводить итоги отпуска. Пока один итог, в котором я уверен, это то, что я вновь начал читать русские тексты. Да, в идеале я бы читал только прозу Бродского, но увы - она конечна. Я попросил отца привезти что-нибудь похожее, но он сломал голову и в результате мы договорились, что он привезет Леонида Андреева. Тоже вариант, на самом деле. Вечно избегать художественной литературы у меня не получится. В чтении художественной литературы, в той степени включения, которой я иногда достигаю, мне видится определенная доля умственного расстройства. Я не знаю как другие люди читают книги - не приходило в голову спрашивать, возможно стоит - но для меня часто теряется граница между реальным и вымышленным, причем не только в книгах, но и в некоторых играх. Что забавно, в фильмах такого не происходит, за исключением нескольких отдельных случаев.
Физический результат отпуска - изменение тела, то-есть - кажется существенным, но я не доверяю субъективным ощущениям в этом плане. Посмотрим что скажут весы и другие люди. Психологический эффект кажется не особо существенным, но на самом деле это можно будет определить только когда я вернусь в Питер, в ежедневную жизнь. Я даже не знаю, ушла ли та усталость, которая вынудила меня устроить этот отпуск - вполне возможно, что она просто отступила на второй план, пока я получаю новые впечатления, и вернется с новой силой когда вернусь я.
Что ещё… на самом деле заниматься подведением итогов занятие не слишком благодарное. Разделение на этапы не следует организовывать основываясь на разделении географическим - самая важная часть, относительно которой определяется всё остальное, всегда переносится. И зачастую остается неизменной.
Писать в принципе больше не о чем, так как сегодня не произошло почти ничего. Даже особо умных мыслей не пришло в голову, все что были - всего лишь эхо чего-то ещё. Часто эхо предыдущих записей - те жи сэлфи, те же одинаковые футболки и те же толпы организованно жарящихся на солнце людей, обмазанных кремом для загара - его обилие заставляет думать, что они его выделяют естественным путем.
Под балконом играют маленькие дети, их веселые крики на незнакомом языке изящно сочетаются с открывающимся видом пустого кладбища. А крики тем временем сменяются хныканьем одной девочки, которая видимо упала и ушиблась. Или у неё что-то отняли. В этом возрасте подобные события почти равноценны в своей мгновенной трагичности.
Сегодня во время плавания мне внезапно вспомнилась Янка Дягилева. Я не стану особенно подробно о ней рассказывать здесь, достаточно сказать что она была певицей примерно периода «Гражданской Обороны», с которыми она активно сотрудничала. Но при этом её песни словно были чем-то противоположным их творчеству. Для меня она остается той певицей, чьи песни максимально близки к классическим стихам. Сейчас я даже не смогу наверняка сказать почему. Но почему-то каждый раз когда я слышу её песни, они меня пробирают до глубины души. Вроде по словам начнешь разбирать - и не составляется смысл, просто несвязный набор образов, идей. А слушаешь, и чувствуешь, что да, есть здесь связь, пусть словами ты её и не можешь описать. А в голове застревает её «убивать-хоронить-горевать-забывать».
Не могу я её часто слушать. Хотя наверное надо. Сложный на самом деле вопрос - стоит ли избегать того, что тебя так пробирает. Инстинктивно хочется от этого укрыться, но мне кажется, что это как пытаться спрятаться от дверного проема. Или от ключа, будучи скважиной. От этой метафоре веет чем-то неверным, так что оставим её.
В одной из предыдущих записей я сказал, что следует пробы ради выучить стихотворение - я понял, что в моей голове почти нет чужих стихов, только обрывки своих, которые отказываются, от чего-то распадаться обратно на отдельные слова. Но при этом несколько песен внезапно обнаружились полностью, хотя не так много, как хотелось бы. Возможно дело в том, что я в основном воспринимал музыку в течении долгого времени как фон для чего-то другого. И мой разум слушал песни словно они доносились из соседней квартиры, улавливая лишь отрывки, которые прорывались в паузы между тем, чем я занимался. Следует относиться к музыке и песням внимательнее, по крайней мере к некоторым.

В позапрошлой записи я пообещал рассказать о «Talos Principle», но отчего-то мне не хочется особенно подробно его сейчас расписывать. Позволю себе описать его кратко: это симуляция рая 2.0, размышления о боге, человечности, грехе и мысли о конце человечества в форме логических загадок, виртуальной реальности и роботов.
Однако я размышлял над этой игрой днем, и мне в голову пришла одна забавная мысль. Игры часто поносят за то, что они куда меньше включают читателя чем книги или даже фильмы, не давая места воображению, особенно сегодня, с прекрасной графикой и т.д. Типичным возражением является идея реального активного выбора, который отсутствует почти во всех других формах искусства. На самом деле это не совсем верно - выбор возможен и в книге и в фильме и в театре. Мы решаем, за кого мы переживаем больше, решаем кто прав, выбираем убийцу из подозреваемых ещё до его раскрытия - всё это активный выбор. И это выбор, который также может изменить то произведение, которое мы воспринимаем. В зависимости от наших выборов счастливый финал может обернуться трагедией, мы можем почувствовать удовлетворение от того что верно определили убийцу или стыд, от того что поддались на провокацию и посчитали убийцей невиновного. Всё это выбор и его последствия. Отличие игр заключается в том, что выбор является неизбежным. Мы можем смотреть фильм или читать книгу пассивно, ожидая, пока нам будет предоставлено всё произведение. В игре же мы вынуждены делать выбор, вне зависимости от того, хотим мы этого или нет. Даже отказ делать этот выбор зачастую воспринимается игрой сегодня как сознательное действие. В этом плане игры оказываются неожиданно близки к жизни. Мне вспоминается доклад Николая Дыбовского на одной конференции о возможной роли игр, который назывался «На пороге костяного дома». В нем речь шла об идее того, что многие сказки вроде бабы-яги являлись архитипичными инициациями, через которые проходили дети, чтобы стать взрослыми. И что игры могут играть схожую роль, заставляя нас пережить в безопасных условиях выборы и ситуации, которые заставят нас повзрослеть, измениться.
Возможно поэтому меня всегда заставляли чувствовать себя неуютно люди, которые делают в играх нечто ужасное «просто потому что это забавно». Я понимаю идею разделения реальности и вымысла, но когда ребенок вместо того, чтобы разбивать устраивать сражения между игрушечными солдатиками начинает разыгрывать сцену пытки одного из них, в которой ему вырывают глаза - это вызывает определенные опасения.
Не знаю, будет ли завтра запись. Не знаю, продолжу ли я записывать всё каждый вечер, когда я вернусь в Питер - хочется сказать нет, но это в определенной мере заставляет гораздо внимательнее относиться к окружающему миру, пытаться успеть больше, думать больше, читать больше. Так что в идеале я не должен прекращать. Понятия не имею, смогу я заставить себя это делать или нет. Многие благие начинания разбиваются о камни лени, усталости и чувства внутренней пустоты.

---

Ну что же, заметки по отпуску. Если внезапно их кто-то решить прочитать - предупреждаю, я себя в содержании не ограничивал, то-есть от слова совсем. И текста много. Но содержание становится более оптимистичным по мере продвижения автора во времени)

День 1

Устал после самолета, добрался наконец до дома в Будве, прошелся по магазинам, купил рекомендованную пасту из баклажанов и перцев - странная и не особо вкусная вещь. К счастью в магазине были мусли и йогур, плюс я привез кускус. и чай.
К морю пока не ходил, как и в старую Будву. В голове вертится мысль: зачем я сюда приперся? Чувствую себя раздраженным, к тому же мне жарко. Красивые тела окружающих, к счастью не всех, внушают уныние и стыд.
Я чувствую себя чрезвычайно некрасивым и усталым. Остатки проблем с животом тоже не помогают.


День 2

То что я забыл сказать в первый день - местные дети куда менее пугливые чем в Петербурге. Маленькие и подростки - они свободнее, раскрепощеннее.
С утра я сходил погулять по городу. Сколь же бессмысленное место… бесчисленное число магазинов, бесчисленное число машин на столь малое пространство. И пешеходных дорог часто нет - люди ходят по тем же дорогам что и машины. Везде мешанина местного языка, русского и английского. Русский вызывает омерзение. Этот язык неуместен вне россии. Он и там то не всегда кажется уместным, по крайней мере в Петербурге, но за границей он становится практически оскорбителен.
На берегу моря, под высокими скалами на влажном полотенце, сидит человек в футболке и плавках и любуется постепенно приближающимся приливом, который медленно захватывает оставленные людьми полотенца и делает их частью прибрежной линии. Человек только что искупался в первый раз, и теперь он отрыгивает воду - сложно сказать соленую или нет, в выходящем из тебя вкусы часто перемешиваются.
Не знаю почему это, может это реакция на какую-то из вод, которые я купил, может на груши (которые были чрезвычайно вкусными), может на йогурт. Может просто на то, я не плавал сто лет, а вода неожиданно соленая.
Дно составлено из крупных, скользких и острых камней. И оно редко более чем в полутора метрах от поверхности воды. Так что вышел я после своего первого заплыва на пляж покрытым кровью из нескольких ссадин на коленях, руках и ногах. К счастью я плавал без очков, так что о выражениях лиц других находящихся на пляже мог только догадываться.
Я читаю переводы Бродского с английского и осознаю, что скучаю по Питеру. Жара не помогает. Открытые окна ночью могут привести к насекомому в комнате, что я не люблю чрезвычайно. Мне почему-то кажется, что я буду испытывать облегчение, когда придет время улетать. Я планировал этот отпуск как возможность отдохнуть, а вместо этого я чувствую себя так, словно мне придется его пережить.

Нечто вроде сторонней заметки (и я испытываю соблазн использовать английское лаконичное «side note»): возможно это влияние Бродского и написанной им статьи о Питере, но мне приходит в голову следующая мысль: несмотря на свою достаточно частую угрюмость, погода Петербурга гораздо менее императивна в своих диктатах, нежели погода того города, который я выбрал себе в качестве места для отпуска. Питерская погода часто столь всеобъемлюще недружелюбна (или дружелюбна, что ситуацию не меняет), что почти вынуждает её игнорировать, и тем самым дает возможность выстраивать свой собственный график. Хочешь - живи по ночам. Хочешь - днем. Хочешь разбивать день на четыре части и спать два раза в сутки - вперед. Здесь же погода имеет очень четкие условия, которые не являются предметом для переговоров. Примерно в 12 часов начинает становиться чрезвычайно жарко, и даже если солнце уходит за облака - существование это не облегчает. Примерно к шести вечера солнце становится более горизонтальным нежели вертикальным, но несмотря на отсутствие прямых лучей, весь город наполнен удушающей жарой, которую ветер отгоняет ровно до того момента, пока его порыв не обрывается. К десяти-одиннадцати вечера, когда солнце уже надежно скрылось, начинает становиться слегка свежее, что по контрасту с жарой навевает мысли скорее о прохладе. К этому моменту на улицах наступает ночь, и увидеть что-либо достаточно сложно. И только примерно к двенадцати ночи и до раннего утра, даже некоторое время после восхода солнца, воздух становится комфортным и свежим. Разумеется, это перспектива жителя северного города, и к тому же обладающего сердцем, которое тренировалось гораздо реже чем оказывалось разбито - впрочем на пользу не шло ни то ни другое.
И вторая мысль: о событиях нужно писать как можно скорее, в пределах одного дня. Писать на основе воспоминаний является скорее творчеством нежели описанием (и вновь, у меня появляется соблазн использовать английское «more of a creative process than a chronicle»). Впечатления и воспоминания связаны гораздо меньше чем нам бы того хотелось.

День третий

Заметка дневная: ах дивный автокоррект, превращающий латинское sub в usb…

Итак, день третий. Эту заметку я пишу несколько позднее чем две предыдущие (по крайней мере мне так кажется - я ещё не дошел до того, чтобы отмечать время записи). Причиной для этого является то, что я пытаюсь подстроиться под местную погоду, и найти время и ля купания и для работы. Проблема в том, что время примерно с 11-12 до 15-16 практически полностью бессмысленно. Работать или гулять невозможно - слишком жарко и солнце выжигает кожу. Если пойти в этот период купаться, скорее даже ещё до этого периода, чтобы не сгореть по пути, то эти четыре часа будет не выйти из воды. Я в чем-то начинаю привыкать к местному климату, очень медленно, но жара днем выматывающе медленное остывание после захода солнца все ещё давят на душу.
Столь постоянный жар у меня ассоциируется с болезнью, с температурой, и не воспринимается как нечто естественное.
Как выяснилось, на пляже с каменным дном вполне можно плавать, просто необходимо начинать плыть примерно с глубины в полметра, как только заканчивается песок под ногами. И делать это медленно, пока не выплывешь за буйки, где дно наконец почти исчезает из поля зрения. Я и забыл насколько мне нравится плавать. В нахождении в воде есть нечто почти родное, возникает желание из неё не выходить как можно дольше. Путь до пляжа и обратно каждый раз утомляет, особенно обратно, потому что он ведет в гору. В результате до того пляжа, который покрыт меньшим количеством людей и окурков приходится идти в сумме полчаса - минут сорок.
Идя с пляжа утром я умудрился пройти некоторое время без футболки - я случайно надел ту футболку, на которой мокрые пятна выделялись ярко черным цветом на сером фоне, так что вы можете представить, что она из себя представляла, когда я наконец добрался до пляжа. Идя назад я решил пойти без неё, и надел её уже примерно на двух третях пути, в тот момент, когда мне уже было наплевать на мой внешний вид и хотелось только умереть. В результате спалил я только загривок и верх плечей. Не самые приятные ощущения.
Я могу судить только на основании буквально одного дня, но я бы сказал что по отношению к моему телу плавание является почти что оскорбительно эффективным. Почему оскорбительно? Потому что я столь долго ходил в клуб со столь малым эффектом, а стоило мне всего день поплавать, и эффект заметен сразу. Возможно это иллюзия, но у меня есть дней десять, чтобы узнать наверняка.
У фруктов здесь есть очень забавное свойство, по крайней мере для меня: их вообще нельзя ни с чем сочетать. Стоит это сделать, и некоторое время спустя фрукты вежливо, почти ненавязчиво, попросятся обратно. Я начал думать над этой записью стоя над раковинной и задумчиво избавляясь от съеденного некоторое время назад банана. Что любопытно - в Питере подобного эффекта не было.
Сегодня после купания вечером я некоторое время устало сидел на берегу, собирал вокруг себя мелкие камни, которые привлекли мое внимание, и выкладывал их в аккуратные ряды на большом камне рядом с собой. В этом было что-то терапевтическое, что вполне очевидно, но и результат получится милым. У меня был соблазн его оставить, но я быстро его подавил, решив, что приходящие туда люди вряд ли найдут этот натюрморт заслуживающим внимания, и скорее всего просто сметут его в сторону, чтобы освободить камень и найти место для загорания.
На самом деле толпы лежащих на солнце людей, наполняющих воздух запахом крема для загара вызывают у меня отвращение на чисто физическом уровне. В этом есть что-то невероятно мерзкое, как в выползших на солнце насекомых. Не знаю, почему я так чувствую. По пути назад я подобрал несколько омытых морем камней, и поймал в этот момент несколько почти презрительно-пренебрежительных взглядов. Возможно в подобном действии и правда есть что-то грустное и даже жалкое, но на мой взгляд в обеих категориях это действие превосходят толпы людей, фотографирующихся на фоне скал и моря, переодически меняясь местами и пытаясь принять счастливые или соблазняющие позы - в зависимости от возраста. Я никогда не понимал идеи фотографирования себя на фоне чего-либо. Зачем? Чтобы убедиться что ты там был, или чтобы убедить в этом других? В своей перманентности камни менее банальны чем фотографии. По английски эта фраза звучит элегантнее.
Часть пути к дальнему пляжу проходит под скалами над водой, и в воде лежат несколько громадных камней. На одном из них установлена статуя - видимо балерины, судя по позе, которую эта девушка приняла: она стоит на одной ноге, вторую ухватив рукой у себя над головой; другую руку она приветственно протягивает или машет ей в сторону горизонта. Начищенные до блеска участки статуи четко демонстрируют как природу так и ограниченность фантазии большинства людей, возжелавших с ней сфотографироваться. Возле этой статуи регулярно можно увидеть девушек, вылезших на камни в попытке повторить позу статуи, впрочем им для этого в большинстве случаев не хватает гибкости.
Засим спать, или точнее ещё немного читать Бродского, несмотря на время.

День четвертый

Одной из проблем, связанных с этими записями, является то, что я начал думать о них до того, как начинаю их писать. Это приводит к весьма некомфортной ситуации, когда я успеваю уже увести свою мысль достаточно далеко, а затем оказываюсь перед пустым экраном, и понимаю, что всё придется начинать сначала. Словно к внутреннему диалогу присоединился новый собеседник, и всё начинается по новой. Это ни в коем случае не обвинение - обвинять читателя, который ещё даже не помыслил о чтении твоих строк в том, как он их читает, есть абсурд и притом не самого изящного плана.
Но вернемся к началу. Сегодня я попытался поработать - даже относительно успешно, начинает возникать подозрение, что будь мое сердце посильнее и будь у меня больше времени на акклиматизацию, я смог бы жить или по крайней мере долгое время работать в таком климате. По дороге с вечернего купания я позволил себе купить мороженное, и помимо цены - два евро за два шарика и стаканчик, боги… - оно было прекрасно. Пришлось страшно бороться с собой, чтобы не купить второе в гипермаркете по дороге. Я продолжаю купаться по утрам и вечерам, приходя домой в начале наступления темноты после второго. Всё же к вечеру жар накапливается, в теле, в воздухе. Или возможно просто усталость после двух купаний и непривычного климата.
Продолжаю читать Бродского - я понял, что способен читать даже в том состоянии, когда я не способен особо шевелиться. Восприятие информации оказывается независимо в определенной степени ото всего остального. Сегодня на пляже я почувствовал определенную радость от того, как легко у меня получается постепенно втянуться в этот физический ритм, как легко удается плавать (не знаю, сохранится ли эта легкость - сегодня вечером я почувствовал себя так, словно простыл, но это вроде бы просто перегруженные мышцы, я сделал на один заплыв больше). Перед отъездом я написал относительно длинный текст, который затем опубликовал в дневнике, но затем быстро стер. Я не думаю, что его кто-то прочитал (да и будем честными, мой дневник сейчас по сути читает только один человек), но в этом тексте я говорил о том, что чувствую себя старым кораблем, огромным, внутри которого всё начало рушиться, начались обвалы, и я слышу скрипы огромных деревянных брусьев, которые пытаются удержать кренящийся вес его частей. Я не помню, говорил ли я про океан вокруг, но достаточно сказать, что в этой метафоре он в моей голове присутствовал. Я планировал этот отпуск как тщательную и методичную, тяжелую и усердную работу по починке этого корабля, по разбору завалов. И я обрадовался сегодня, подумав - вот он, корабль, спустя всего пару дней, плывет (и в буквальном смысле тоже)! Все оказалось проще, все почти само выправилось, выстроилось. Проблема в том, что мое физическое тело далеко не весь корабль. Скрип его балок и шипение перебитых труб вызваны отнюдь не только горестной физической формой моего тела. Мой разум, я бы даже сказал дух, также являются важной частью этого корабля. И понятия не имею, честно говоря, насколько они починены. Всего четыре дня без интернета, на прогулки на пляж я не беру с собой ни плеер ни книгу. И я ловлю себя а том, что стал гораздо больше думать, говорить сам с собой. И мне часто есть что с собой обсудить. Словно внутренний диалог, даже просто монолог с описанием и мнением об окружающем мире был заглушен возможностью отвлечься, переключиться. Теперь я словно слышу себя яснее, четче. Я понял, например, что в толпах людей на солнце меня раздражает больше всего организованность. Грение на солнце является примитивным действием, и организованность - ряды шезлонгов на пляже, единость потока приходящих и уходящих людей, идентичный запах литров крема для загара - всё это вызывает мысли о животности индустриальных пропорций. Индустриализация животности… я никогда не имел ничего против того факта, что человек является животным, более того, считаю это важным фактором нашего существования, но это словосочетания вызывает у меня желание передернуться от отвращения.
Во влюбленных парочках на берегу, снимающих друг друга на фоне моря и скал в разных позах, по очереди или одновременно, с помощью сэлфи-стик (there has to be a comical monologue somewhere on the internet, where this ungodly thing is ridiculed and it’s name turns out to mean, that if you get this thing, you stick your sense of self somewhere… apologies)… я начну заново. В этих влюбленных парочках меня раздражает даже не бессмысленность - ибо она на мой взгляд является практически синонимом человечности - но банальность. Возможно во мне говорит снобизм, но мне претит идея о том, насколько близка получившаяся фотография к открытке с, допустим, спасом на крови, которая продается в сувенирной лавке. Разумеется, я слишком всё усложняю, но мне кажется что некоторые вещи заслуживают того, чтобы задумываться о них чуть усерднее. Впрочем я абсолютно ясно понял, что частично в моем раздражении ими играет роль нота зависти. Я не могу да и е хочу это отрицать - ощущение возможности разделить мир с другим человеком стоит многого. Возможно оно даже оправдывает банальность.
Сидя на пляже я понял что мое настроение сильно ухудшилось, и я понял, что проголодался. Да, именно так. У моего организма есть забавное свойство - он часто ощущает чувство голода не столько желудком, сколько общим настроением. Стоит мне сильно проголодаться, как мир начинает казаться невероятно мрачным или раздражающим, мое настроение портится, я становлюсь грубее, резче. Стоит мне поесть - и все тут же становится лучше. Если бы у меня не было других интересов, подобная примитивность моих потребностей и их удовлетворения меня бы удручала. Поскольку я состою не только из голода, меня это скорее забавляет. Это заставило меня опять задуматься о своих отношениях с образом классического дурака. Этот персонаж считается близким к природе, что выражается в первую очередь в постоянном чувстве голода. Не могу сказать что мое чувство постоянно, но его всепоглощаемость придает ему в моем субъективном мире схожие черты. Вторым аспектом близости к природе считается… половой аспект, скажем так, но тут я судить не могу, а количество и степень надежности отзывов не позволяют составить объективную картину. Помимо этого дурак не способен понять или принять многие кажущиеся очевидными структуры, и часто оказывается либо ими отторгнут, либо вызывает их разрушение или изменение. При своем малом опыте, я бы сказал, что примеры обоих действий встречались достаточно часто. Другим аспектом дурака считается его способность видеть нечто, чего не видят другие. И дойдя до этого пункта я понимаю, что если попытаюсь ответить на него утвердительно, я буду звучать настолько претенциозно, что мне самому станет невероятно тошно. По этому к черту. Эти записи становятся все боле отвлеченными, и я не знаю, хорошо это или плохо.
Вчера ночью какой-то идиот звонил в домофон в час ночи и разбудил меня. Звук был чрезвычайно резкий и я не знал, откуда он исходит, и первые несколько секунд находился в состоянии ужаса. Остатки сна заставляли замкнутые в круги ленты, исписанные стихотворениями, плясать перед глазами. Отчего-то это неприятно вспоминать.

День пятый

В этот раз я старался не думать о тексте заранее, чтобы не оказываться в ситуации неожиданного прихода читателя-собеседника. Так что мысль развивается вместе с текстом, и, соответственно, более сумбурна. По хорошему значительную часть вчерашней записи следовало бы стереть, благо есть и оправдание, но ладно.
Частично мое раздражение, как вчерашнее так и сегодняшнее, объясняется сбитыми системами организма. Для него изменилось все - окружение, режим, диета, даже вода. Вот его и глючит. Сегодня внезапно страшно захотелось сахара. Причем не просто сахара, а именно кока-колы. Слово захотелось здесь на самом деле не подходит, это практически безусловная нужда, которую я решил попробовать исполнить. Частично мое сознание жара имеет свойство несколько замутнять. Разумеется, спустя примерно минуту после того как я съел становящийся традиционным кусок пиццы и запил его кока-колой, я с чувством практически исполнения ожидания склонялся над унитазом. Возможно пока мне с газировкой лучше подождать. На самом деле мой организм даже ещё не до конца устаканился после того, как я его разрушил в определенном возрасте. А здесь все процессы ускорены. Нагрузок больше, сердце бьется чаще, температуры выше. Я подозреваю, более того, я надеюсь что мой организм ускорено проходит стадию балансировки, которая заняла бы в иных условиях куда больше времени. Частично поэтому я так потею. Потею я, признаю, больше любого человека мной пока здесь встреченного. Он или она может быть в два раза старше меня, весить в два раза больше, и всё равно, моё тело продолжает извергать воду, воздавая должное, видимо, моему знаку зодиака. Или же вымывая что-то, от чего оно хочет избавиться.
Что ещё сегодня произошло? Собственно то раздражение, которое предшествовало покупке колы и мыслям о сбое. Я почувствовал что как будто что-то во мне отдернулось обратно. Я поплавал утром чуть дольше обычного, чуть позже обычного,и выйдя на берег, обтеревшись полотенцем и сев в легкой тени, намереваясь прочитать пару страниц книги, я почувствовал, что меня охватывает чувство чуждости. Чувство, что я не на своем месте. Я оглядел людей вокруг и почувствовал, насколько я от них отличаюсь. Во мне не было их расслабленности, скорее наоборот, нарастала натянутая напряженность. Я не был красив или счастлив как они, они стремились к солнцу, я же от него почти бежал. Я оделся, и направился домой, по пути отстраненно замечая рост своего напряжения. я с трудом удерживался от того, чтобы не начать расталкивать людей. В определенный момент я заметил как моя рука слегка дернулась, с почти неосознанным намерением швырнуть в камни рядом с дорогой ребенка, который не желал освобождать положенную половину дороги. Это не столь незнакомое ощущение как мне бы того хотелось. Это напоминает те адреналиновые атаки, которые… я позволю себе сказать - которых я боялся в течении долгого периода своей жизни, и которые я надеялся оставить позади.
Сегодня я проснулся в шесть утра. Я все ещё живу по питерскому времени, час туда-час сюда… так что проснулся я в шесть утра по времени Питера. Вчера - в семь. И я не могу сказать что высыпаюсь, просто внезапно обнаруживаю что не сплю. Даже ещё до колоколов на небольшой церкви в старой Будве, которые начинают звонить часов в семь. Я стараюсь спать ещё минимум час днем, в пик жары и солнца, но подобная чехарда вызывает головную боль. И скажу честно, состояние, в котором я просыпаюсь после дневного сна в пик жары… я бы не назвал его приятным. Впрочем холодный душ помогает это исправить.
Так что даже на чисто физическом уровне моя «починка корабля» является процессом продолжительным, и происходящим каждую секунду моего здесь прибывания.
Я продолжаю читать Бродского, и стихи Цветаевой и Ахматовой, которые он цитирует, заставляют в отсутствии отвлечений (читай на пляже) в голове плясать какие-то обрывки строк, которые словно развивают или пробуют на вкус те приемы, о которых писал Бродский: «То не небо ветром роет яму под надгробным дубом…» «Под сомкнутыми веками - веками - сводами братских могил взгляд нестремящийся…» и так далее. Не знаю почему, откуда. Я когда-то уже сравнивал это ощущение с чувством, будто я приемник, который иногда случайно перехватывает куски передач, предназначавшихся не ему. Как в анекдоте - до Менделеева, таблица элементов приснилась Пушкину. Но он ничего не понял.
Я одновременно с Бродским перечитываю «Letters to the young Contrarian» Хитченса - между делом, зачастую - признаюсь - не в самой элегантной обстановке. Я уже прочитал эту короткую книжку несколько раз, и читаю опять просто чтобы порадоваться элегантности языка и, в определенной мере, содержанию. И Бродский и Хитченс иногда вызывают желание смеяться - как в случае описаний журналиста, нарезающего круги вокруг цензоров излишне тоталитарного режима у Хитченса, и описания бессилия критиков и цензоров в столкновении с творчеством Ахматовой у Бродского. Оба случая в чем-то схожи, как и, как мне кажется, книги в принципе. Не уверен как сформулировать чем, но уверен что сходство есть. Обе же вызывают иногда желание плакать, например в случае Хитченса - в его рассуждениях о собственной смерти, в случае Бродского - когда он пишет о том, как поэты взаимодействовали с революцией.
Начинаю задумываться, сколько из того, что мне удалось приобрести здесь - как в чисто физическом так и в психологическом плане - мне удастся сохранить в городе. Однажды я решил, что полностью осознанное существование, в котором ты полностью присутствуешь в каждом его моменте, является чрезмерно сложной концепцией. Не по структуре, но по исполнению, она требует слишком многого от человека. И современный мир ей всячески противодействует. Я не помню, было принято решение жить лишь отчасти сознательно сознательно или нет, но я чувствую себя вынужденным вернуться к этому вопросу. Способен ли я полностью присутствовать в каждом моменте своей жизни? Параллельно с этим вертятся мысли о том, что это по сути мой долг, долг перед самим собой, да и просто самый эффективный способ потратить ограниченный (весьма на самом деле ограниченный) срок. Течение времени вселяет паранойю. Я никогда не верил в идею вечности, отличной от настоящего момента, каждый момент ощущается вечностью, но число моментов конечно. И с возрастом моменты пролетают всё быстрее. И вновь я возвращаюсь к идее о смысле жизни и прочих радостях существования. Сознание есть трагедия. Классически принято считать, что комедия - это трагедия плюс время. Что трагедия - это короткий план, комедия - длинный. Что протяженность времени превращает любую трагедию в абсурдную шутку. Проблема человеческого существования в том, что мы воспринимаем реальность в каждый момент раздельно, и его короткость делает его трагедией. Вся же жизнь целиком из-за своей продолжительности является комедией, абсурдной шуткой. На ум приходит откуда-то известное «It is funny if you think about. If you don’t, it will still be funny, you just won’t think about it».
И абсолютно несвязанное, просто потому что эта фраза почему-то забывается: «you would lose your own head if it wasn’t shoved so deep into your arse».

День шестой

Я начинаю эту запись днем, чтобы рассказать про грозу. Про то как она началась я напишу вечером, но описать лучше сейчас. Она иная чем в Петербурге. Иная чем на даче. Молнии единичны, но долги, как линия от затянутого неба к точке на земле, которая из-за того что нерасщеплена не разрывается мгновенно, но замирает в своем неподвижном сиянии на несколько секунд. Мне кажется что мифы о громовержцах имеют куда большую силу здесь, на юге. Их гнев кажется более реальным, их присутствие более близким. Гром заставляет трястись весь дом, он скатывается по горам и опрокидывается в море, увлекая за собой. Гроза здесь это не нечто приходящее сверху, но нечто возникающее везде одновременно, словно из земля и небо оказываются едины, связаны нитями молний в одно целое, и грому с неба вторит гром исходящий из недр земли.
Я бы не удивился, если бы полускрытый за дождем силуэт острова в отдалении внезапно оказался спиной древнего зверя, поднимающего свою голову из под воды, чтобы откликнуться своим низким ревом на окружающий его рокот.
Итак, вечер.
В том чтобы писать эти записи вечером есть определенный недостаток. Я чувствую себя усталым, сонным, и честно говоря испытываю соблазн лечь спать часа на три-четыре раньше. Но в то же время воспоминания и мысли ещё свежи, и мозг уже не мечется. Да и писать утром о событиях предстоящего дня является действием либо оптимистичным, либо глубоко трагичным. На самом деле сегодня произошло не много. По дороге утром на пляж я увидел местную женщину лет сорока-пятидесяти, она была тонкой, смуглой, лицо было покрыто легкой тенью морщин. Она флегматично подметала участок перед магазином, и собрала весь мусор в кучу рядом с тем местом где стояла, прямо перед собой. Ветер всё норовил выхватить часть этой кучи и разнести по улице, но она вслед за порывом ветра одним движением возвращала укатившийся мусор обратно. И так повторялось несколько раз. Не желая это забыть я вспомнил также другой случай, замеченый в один из дней - молодой человек на пляже, танцевавший относительно бодро в одиночку под «Comfortably Numb» Pink Floyd. Странное зрелище.
Я успел сделать свои три заплыва, и начался легкий дождь. Он быстро закончился, но я уже успел собраться и направлялся домой, когда небо начало затягивать темными тучами. Когда я пришел домой, начались раскаты грома - от него сотрясялся весь дом. Возможно это близость грозы, возможно акустика склонов гор, но это впечатляющее ощущение. Спустя некоторое время начался долгий дождь, не слишком сильный, но сопровождавшийся громом и молнией. О нем можно прочитать выше - я решил сохранить хронологию. Я устроился на плетеном стуле за столиком на балконе с ноутбуком, и с удовольствием редактировал тексты про греческих трикстеров, Гефеста, Гермеса и Прометея. Следующим текстом были Хейока Сиу, громовые сновидцы. Забавное совпадение.
Сегодня перед дождем на море начали пониматься хоть какие-то волны. Но я вспомнил насколько это прекрасное ощущение, плавать в волнах. Особенно вплыть на неё слегка наискосок, например, на животе, и сделать на вершине поворот в 360 градусов, перевернувшись на спину и вновь на живот, и соскользнуть с неё в следующую. В этих ощущениях есть нечто общее с потягиванием в постели, но во множество раз более активное.
Вечером на пляже было весьма пустынно, дождь уже закончился, но солнце уже ушло с той точки пляжа где я был, хотя я пошел слегка заранее. В голове роилось множество мыслей. Первая - о языке. Я опять услышал разговор ребенка с матерью на французском, и начал задумываться о своем отношении к языкам. Например о том что забавно, что я вновь открываю для себя русский уехав ненадолго из России. Я хочу быть полиглотом, но мне кажется что мне необходимо тем не менее выбрать один язык, который будет моим основным. И это должен быть русский. Из-за своей сложности, свободы, близости в конце концов. Мне нужно на нем говорить, думать, писать, читать. Я должен научиться его вновь чувствовать. Я не уверен, чувствовал ли я его когда-то как я стал чувствовать английский, но мне нужно к этому стремиться.
Другая мысль возникла когда я плыл без очков, задумчиво между гребками глядя на берег, скалы, лес и небо. Без очков все расплывалось, искажалось, глаз различал силуэты застывших карабкающихся гигантов в сводах скал, кроны деревьев на склонах превращались в густой мох. Я задумался что часто ощущение что ты видишь нечто более глубокое приходит не с чувством, что ты словно надел очки или что-то приобрел, но скорее что с глаз спала пелена. Я задумался, какой же взгляд на мир является верным. И не смог прийти к решению. Я начал думать: сколько разных правильных вариантов стоит перед нами, как же нам выбрать верный? Я не знаю.
Задумался, стал бы я с таким раздражением реагировать на влюбленные парочки, будь я не один? Если бы я разделял этот отпуск с любимым человеком, стал бы я столь негативно относиться к бесконечным одинаковым фотографиям? Не думаю, что мое отношение бы сильно изменилось. Я испытываю одновременно и зависть к обладанию и негодование о бессмысленной трате и опошлении. Впрочем я знаю источники и причины своих суждений, поэтому храню их при себе. Опять же, возвращаясь к предыдущему абзацу - столь много правильных вариантов, как же сделать выбор?


День седьмой

Поскольку мое прибывание здесь ограниченно четырнадцатью днями, я решил дать себе максимум семь дней на адаптацию, и должен сказать, что с задачей я справился. Я всё ещё страдаю от жары, но потею я уже меньше, да и выход на солнце не становится самоубийственной затеей. Весов здесь к сожалению нету, так что я не могу сказать наверняка сколько я сбросил и сбросил ли вообще, но мне кажется что визуально я подтянулся. Я пишу это всё вечером, как всегда после второго купания, поужинав на балконе йогуртом с круассанами с шоколадом - было уже темно, и дул невероятно сильный ветер. Прекрасное ощущение. Сегодня утром после купания я некоторое время полазил по скалам, залез на высоту в пятнадцать метров над морем и некоторое время там позагорал. Лазать по камням, выбирая куда ставить ноги, за что цепляться и т.д. - удивительно интересно. Я стараюсь медленно увеличивать свои заплывы, в протяженности или в количестве, чтобы получить максимум из своего прибывания здесь. Сегодня забавный день, когда ко мне все всегда «приходит» - сначала я поймал уносимую ветром шляпу девушки по пути на пляж, затем поймал мяч группы, игравшей на берегу в волейбол. Между этими двумя событиями я нашел на песке на пляже перевернутую карту - тройку пик. Я подумал и воткнул её в песок вертикально, так что её лицо было видно. Отчего-то эта карта мне кажется именно той, которую всегда используют фокусники, по крайней мере чаще чем остальные. Когда я шел обратно, карты уже не было.
Я начал разговаривать с собой, полноценные разговоры (про себя, что в своем роде прогресс), причем на русском языке - споры, с аргументами и уговорами. Разговоры были и раньше, но они стали гораздо отчетливее. Стали выделяться разные голоса, не все из которых я могу определить четко, но некоторые определенно имеют уникальные черты.
У нас произошел забавный диалог в тот момент, когда я заставлял себя плыть дальше чем позволяла лень во время вечернего купания. Точнее один из голосов в моей голове - забавно, сколь неприспособлен язык к той ситуации, когда оба собеседника являются одним человеком - убеждал меня плыть дальше. Мы рассуждали об идее того, что характер демонстрируется не во время рутинности и банальности, но во время испытаний, которые при этом являются незначительными - когда угроза недостаточно велика, чтобы спровоцировать почти инстинктивную трату ресурсов для успеха, но их трата всё же требуется для того, чтобы чего-то достичь. Именно это на взгляд голоса и происходило, когда я на пределах своей лени заставлял себя заплыть дальше чем хотел, чтобы тренировать свое тело. В определенный момент мы даже почти поссорились, но затем сошлись на том, что я позволю себе в награду купить несколько тех курассанов - они стоят всего двадцать центов и прекрасно подходят для того ужина, который я планировал.
Я впервые попробовал инжир - не уверен что он был действительно спелым - зеленая кожура и т.д. - но внутренности очень необычные по форме и сладкие. Очень странный фрукт. Теперь нужно найти манго и финики.
Вечером на пляже я в очередной раз наблюдал за фотографированием пар и семей. Что забавно, фотографирование семей меня раздражает гораздо меньше. Они стараются всегда быть в кадре все вместе, и отчего-то это мне кажется абсолютно нормальным. Фотосессии, которые устраивают пары, меня продолжают задевать. А это именно фотосессии, для девушек, вокруг которых вертится молодой человек или мужчина с фотоаппаратом. Нет, конечно постоянно встречаются и сэлфи, и прочее, но сегодня больше было именно фотосессий. Возможно сыграло роль то, что я был голоден и мое настроение начало портиться, но мои мысли потекли во вполне предсказуемом направлении. У меня есть сильное подозрение, что эти записи я в определенный момент дам ей прочитать, но тем не менее это не причина их не делать. Я понял, что у меня существует блок против того чтобы её фотографировать. Я говорю не о случайной съемке, как тот раз на лестнице, но о полноценной выстроенной съемке. В этом есть элемент поклонения красоте, того, что называется английским словом «worship». Даже в наилучшие мои моменты, если я не способен остаться безэмоциональным, красота, котороя требует себе поклонения вызывает у меня исключительно слепую ярость и желание разорвать её в клочья. Я говорю о красоте, если что. Любопытно. Оказывается я нахожу подобную красоту оскорбительной. Точнее скорее всего не подобную красоту, но то, на что она претендует. Нерадостная это тема, засим её оставим.
Как выяснилось, одна из ран на ноге появилась в результате того, что я напоролся на морского ежа. Область на бедре слегка воспалилась, но сейчас почти всё прошло. Одного морского ежа сегодня поймали и рассматривали на берегу русская семья.
Я изначально здесь и закончил запись, так как основным событием дня был комфорт, с которым я переносил условия климата. Но вспомнил оду вещь, которую хотел записать. Когда ты читаешь интересного тебе автора, и он упоминает книгу или писателя, которого ты уже читал, чувствуешь себя будто ты сидишь за столом, и внезапно тебя просит передать сахар один из людей, к которым ты относишься с уважением. Связь исключительно косвенная и ни коем образом не имеющая под собой какого-либо значения, но ощущение мимолетного соприкосновения тем не менее приятное.
Засим и правда всё.

---

Если что - я вернулся. О впечатлениях напишу потом, возможно опубликовав заметки, написанные там. В целом - этот отпуск был тем, что мне было нужно. И жизнь при тридцати градусах и купание два раза в день оказались идеальными условиями для моего организма в долгосрочной перспективе.

---

С завтрашнего дня я на две недели улетаю в Черногорию (если самолет внезапно не упадет), и буду недоступен ни по интернету ни по телефону.
Понятия не имею, почему меня внезапно начала беспокоить идея полета, но отчего-то слегка нервно. Возможно это просто часть усталости.