Я ищу.
Ну что же, заметки по отпуску. Если внезапно их кто-то решить прочитать - предупреждаю, я себя в содержании не ограничивал, то-есть от слова совсем. И текста много. Но содержание становится более оптимистичным по мере продвижения автора во времени)
День 1
читать дальше
Устал после самолета, добрался наконец до дома в Будве, прошелся по магазинам, купил рекомендованную пасту из баклажанов и перцев - странная и не особо вкусная вещь. К счастью в магазине были мусли и йогур, плюс я привез кускус. и чай.
К морю пока не ходил, как и в старую Будву. В голове вертится мысль: зачем я сюда приперся? Чувствую себя раздраженным, к тому же мне жарко. Красивые тела окружающих, к счастью не всех, внушают уныние и стыд.
Я чувствую себя чрезвычайно некрасивым и усталым. Остатки проблем с животом тоже не помогают.
День 2
читать дальше
То что я забыл сказать в первый день - местные дети куда менее пугливые чем в Петербурге. Маленькие и подростки - они свободнее, раскрепощеннее.
С утра я сходил погулять по городу. Сколь же бессмысленное место… бесчисленное число магазинов, бесчисленное число машин на столь малое пространство. И пешеходных дорог часто нет - люди ходят по тем же дорогам что и машины. Везде мешанина местного языка, русского и английского. Русский вызывает омерзение. Этот язык неуместен вне россии. Он и там то не всегда кажется уместным, по крайней мере в Петербурге, но за границей он становится практически оскорбителен.
На берегу моря, под высокими скалами на влажном полотенце, сидит человек в футболке и плавках и любуется постепенно приближающимся приливом, который медленно захватывает оставленные людьми полотенца и делает их частью прибрежной линии. Человек только что искупался в первый раз, и теперь он отрыгивает воду - сложно сказать соленую или нет, в выходящем из тебя вкусы часто перемешиваются.
Не знаю почему это, может это реакция на какую-то из вод, которые я купил, может на груши (которые были чрезвычайно вкусными), может на йогурт. Может просто на то, я не плавал сто лет, а вода неожиданно соленая.
Дно составлено из крупных, скользких и острых камней. И оно редко более чем в полутора метрах от поверхности воды. Так что вышел я после своего первого заплыва на пляж покрытым кровью из нескольких ссадин на коленях, руках и ногах. К счастью я плавал без очков, так что о выражениях лиц других находящихся на пляже мог только догадываться.
Я читаю переводы Бродского с английского и осознаю, что скучаю по Питеру. Жара не помогает. Открытые окна ночью могут привести к насекомому в комнате, что я не люблю чрезвычайно. Мне почему-то кажется, что я буду испытывать облегчение, когда придет время улетать. Я планировал этот отпуск как возможность отдохнуть, а вместо этого я чувствую себя так, словно мне придется его пережить.
Нечто вроде сторонней заметки (и я испытываю соблазн использовать английское лаконичное «side note»): возможно это влияние Бродского и написанной им статьи о Питере, но мне приходит в голову следующая мысль: несмотря на свою достаточно частую угрюмость, погода Петербурга гораздо менее императивна в своих диктатах, нежели погода того города, который я выбрал себе в качестве места для отпуска. Питерская погода часто столь всеобъемлюще недружелюбна (или дружелюбна, что ситуацию не меняет), что почти вынуждает её игнорировать, и тем самым дает возможность выстраивать свой собственный график. Хочешь - живи по ночам. Хочешь - днем. Хочешь разбивать день на четыре части и спать два раза в сутки - вперед. Здесь же погода имеет очень четкие условия, которые не являются предметом для переговоров. Примерно в 12 часов начинает становиться чрезвычайно жарко, и даже если солнце уходит за облака - существование это не облегчает. Примерно к шести вечера солнце становится более горизонтальным нежели вертикальным, но несмотря на отсутствие прямых лучей, весь город наполнен удушающей жарой, которую ветер отгоняет ровно до того момента, пока его порыв не обрывается. К десяти-одиннадцати вечера, когда солнце уже надежно скрылось, начинает становиться слегка свежее, что по контрасту с жарой навевает мысли скорее о прохладе. К этому моменту на улицах наступает ночь, и увидеть что-либо достаточно сложно. И только примерно к двенадцати ночи и до раннего утра, даже некоторое время после восхода солнца, воздух становится комфортным и свежим. Разумеется, это перспектива жителя северного города, и к тому же обладающего сердцем, которое тренировалось гораздо реже чем оказывалось разбито - впрочем на пользу не шло ни то ни другое.
И вторая мысль: о событиях нужно писать как можно скорее, в пределах одного дня. Писать на основе воспоминаний является скорее творчеством нежели описанием (и вновь, у меня появляется соблазн использовать английское «more of a creative process than a chronicle»). Впечатления и воспоминания связаны гораздо меньше чем нам бы того хотелось.
День третий
читать дальшеЗаметка дневная: ах дивный автокоррект, превращающий латинское sub в usb…
Итак, день третий. Эту заметку я пишу несколько позднее чем две предыдущие (по крайней мере мне так кажется - я ещё не дошел до того, чтобы отмечать время записи). Причиной для этого является то, что я пытаюсь подстроиться под местную погоду, и найти время и ля купания и для работы. Проблема в том, что время примерно с 11-12 до 15-16 практически полностью бессмысленно. Работать или гулять невозможно - слишком жарко и солнце выжигает кожу. Если пойти в этот период купаться, скорее даже ещё до этого периода, чтобы не сгореть по пути, то эти четыре часа будет не выйти из воды. Я в чем-то начинаю привыкать к местному климату, очень медленно, но жара днем выматывающе медленное остывание после захода солнца все ещё давят на душу.
Столь постоянный жар у меня ассоциируется с болезнью, с температурой, и не воспринимается как нечто естественное.
Как выяснилось, на пляже с каменным дном вполне можно плавать, просто необходимо начинать плыть примерно с глубины в полметра, как только заканчивается песок под ногами. И делать это медленно, пока не выплывешь за буйки, где дно наконец почти исчезает из поля зрения. Я и забыл насколько мне нравится плавать. В нахождении в воде есть нечто почти родное, возникает желание из неё не выходить как можно дольше. Путь до пляжа и обратно каждый раз утомляет, особенно обратно, потому что он ведет в гору. В результате до того пляжа, который покрыт меньшим количеством людей и окурков приходится идти в сумме полчаса - минут сорок.
Идя с пляжа утром я умудрился пройти некоторое время без футболки - я случайно надел ту футболку, на которой мокрые пятна выделялись ярко черным цветом на сером фоне, так что вы можете представить, что она из себя представляла, когда я наконец добрался до пляжа. Идя назад я решил пойти без неё, и надел её уже примерно на двух третях пути, в тот момент, когда мне уже было наплевать на мой внешний вид и хотелось только умереть. В результате спалил я только загривок и верх плечей. Не самые приятные ощущения.
Я могу судить только на основании буквально одного дня, но я бы сказал что по отношению к моему телу плавание является почти что оскорбительно эффективным. Почему оскорбительно? Потому что я столь долго ходил в клуб со столь малым эффектом, а стоило мне всего день поплавать, и эффект заметен сразу. Возможно это иллюзия, но у меня есть дней десять, чтобы узнать наверняка.
У фруктов здесь есть очень забавное свойство, по крайней мере для меня: их вообще нельзя ни с чем сочетать. Стоит это сделать, и некоторое время спустя фрукты вежливо, почти ненавязчиво, попросятся обратно. Я начал думать над этой записью стоя над раковинной и задумчиво избавляясь от съеденного некоторое время назад банана. Что любопытно - в Питере подобного эффекта не было.
Сегодня после купания вечером я некоторое время устало сидел на берегу, собирал вокруг себя мелкие камни, которые привлекли мое внимание, и выкладывал их в аккуратные ряды на большом камне рядом с собой. В этом было что-то терапевтическое, что вполне очевидно, но и результат получится милым. У меня был соблазн его оставить, но я быстро его подавил, решив, что приходящие туда люди вряд ли найдут этот натюрморт заслуживающим внимания, и скорее всего просто сметут его в сторону, чтобы освободить камень и найти место для загорания.
На самом деле толпы лежащих на солнце людей, наполняющих воздух запахом крема для загара вызывают у меня отвращение на чисто физическом уровне. В этом есть что-то невероятно мерзкое, как в выползших на солнце насекомых. Не знаю, почему я так чувствую. По пути назад я подобрал несколько омытых морем камней, и поймал в этот момент несколько почти презрительно-пренебрежительных взглядов. Возможно в подобном действии и правда есть что-то грустное и даже жалкое, но на мой взгляд в обеих категориях это действие превосходят толпы людей, фотографирующихся на фоне скал и моря, переодически меняясь местами и пытаясь принять счастливые или соблазняющие позы - в зависимости от возраста. Я никогда не понимал идеи фотографирования себя на фоне чего-либо. Зачем? Чтобы убедиться что ты там был, или чтобы убедить в этом других? В своей перманентности камни менее банальны чем фотографии. По английски эта фраза звучит элегантнее.
Часть пути к дальнему пляжу проходит под скалами над водой, и в воде лежат несколько громадных камней. На одном из них установлена статуя - видимо балерины, судя по позе, которую эта девушка приняла: она стоит на одной ноге, вторую ухватив рукой у себя над головой; другую руку она приветственно протягивает или машет ей в сторону горизонта. Начищенные до блеска участки статуи четко демонстрируют как природу так и ограниченность фантазии большинства людей, возжелавших с ней сфотографироваться. Возле этой статуи регулярно можно увидеть девушек, вылезших на камни в попытке повторить позу статуи, впрочем им для этого в большинстве случаев не хватает гибкости.
Засим спать, или точнее ещё немного читать Бродского, несмотря на время.
День четвертый
читать дальшеОдной из проблем, связанных с этими записями, является то, что я начал думать о них до того, как начинаю их писать. Это приводит к весьма некомфортной ситуации, когда я успеваю уже увести свою мысль достаточно далеко, а затем оказываюсь перед пустым экраном, и понимаю, что всё придется начинать сначала. Словно к внутреннему диалогу присоединился новый собеседник, и всё начинается по новой. Это ни в коем случае не обвинение - обвинять читателя, который ещё даже не помыслил о чтении твоих строк в том, как он их читает, есть абсурд и притом не самого изящного плана.
Но вернемся к началу. Сегодня я попытался поработать - даже относительно успешно, начинает возникать подозрение, что будь мое сердце посильнее и будь у меня больше времени на акклиматизацию, я смог бы жить или по крайней мере долгое время работать в таком климате. По дороге с вечернего купания я позволил себе купить мороженное, и помимо цены - два евро за два шарика и стаканчик, боги… - оно было прекрасно. Пришлось страшно бороться с собой, чтобы не купить второе в гипермаркете по дороге. Я продолжаю купаться по утрам и вечерам, приходя домой в начале наступления темноты после второго. Всё же к вечеру жар накапливается, в теле, в воздухе. Или возможно просто усталость после двух купаний и непривычного климата.
Продолжаю читать Бродского - я понял, что способен читать даже в том состоянии, когда я не способен особо шевелиться. Восприятие информации оказывается независимо в определенной степени ото всего остального. Сегодня на пляже я почувствовал определенную радость от того, как легко у меня получается постепенно втянуться в этот физический ритм, как легко удается плавать (не знаю, сохранится ли эта легкость - сегодня вечером я почувствовал себя так, словно простыл, но это вроде бы просто перегруженные мышцы, я сделал на один заплыв больше). Перед отъездом я написал относительно длинный текст, который затем опубликовал в дневнике, но затем быстро стер. Я не думаю, что его кто-то прочитал (да и будем честными, мой дневник сейчас по сути читает только один человек), но в этом тексте я говорил о том, что чувствую себя старым кораблем, огромным, внутри которого всё начало рушиться, начались обвалы, и я слышу скрипы огромных деревянных брусьев, которые пытаются удержать кренящийся вес его частей. Я не помню, говорил ли я про океан вокруг, но достаточно сказать, что в этой метафоре он в моей голове присутствовал. Я планировал этот отпуск как тщательную и методичную, тяжелую и усердную работу по починке этого корабля, по разбору завалов. И я обрадовался сегодня, подумав - вот он, корабль, спустя всего пару дней, плывет (и в буквальном смысле тоже)! Все оказалось проще, все почти само выправилось, выстроилось. Проблема в том, что мое физическое тело далеко не весь корабль. Скрип его балок и шипение перебитых труб вызваны отнюдь не только горестной физической формой моего тела. Мой разум, я бы даже сказал дух, также являются важной частью этого корабля. И понятия не имею, честно говоря, насколько они починены. Всего четыре дня без интернета, на прогулки на пляж я не беру с собой ни плеер ни книгу. И я ловлю себя а том, что стал гораздо больше думать, говорить сам с собой. И мне часто есть что с собой обсудить. Словно внутренний диалог, даже просто монолог с описанием и мнением об окружающем мире был заглушен возможностью отвлечься, переключиться. Теперь я словно слышу себя яснее, четче. Я понял, например, что в толпах людей на солнце меня раздражает больше всего организованность. Грение на солнце является примитивным действием, и организованность - ряды шезлонгов на пляже, единость потока приходящих и уходящих людей, идентичный запах литров крема для загара - всё это вызывает мысли о животности индустриальных пропорций. Индустриализация животности… я никогда не имел ничего против того факта, что человек является животным, более того, считаю это важным фактором нашего существования, но это словосочетания вызывает у меня желание передернуться от отвращения.
Во влюбленных парочках на берегу, снимающих друг друга на фоне моря и скал в разных позах, по очереди или одновременно, с помощью сэлфи-стик (there has to be a comical monologue somewhere on the internet, where this ungodly thing is ridiculed and it’s name turns out to mean, that if you get this thing, you stick your sense of self somewhere… apologies)… я начну заново. В этих влюбленных парочках меня раздражает даже не бессмысленность - ибо она на мой взгляд является практически синонимом человечности - но банальность. Возможно во мне говорит снобизм, но мне претит идея о том, насколько близка получившаяся фотография к открытке с, допустим, спасом на крови, которая продается в сувенирной лавке. Разумеется, я слишком всё усложняю, но мне кажется что некоторые вещи заслуживают того, чтобы задумываться о них чуть усерднее. Впрочем я абсолютно ясно понял, что частично в моем раздражении ими играет роль нота зависти. Я не могу да и е хочу это отрицать - ощущение возможности разделить мир с другим человеком стоит многого. Возможно оно даже оправдывает банальность.
Сидя на пляже я понял что мое настроение сильно ухудшилось, и я понял, что проголодался. Да, именно так. У моего организма есть забавное свойство - он часто ощущает чувство голода не столько желудком, сколько общим настроением. Стоит мне сильно проголодаться, как мир начинает казаться невероятно мрачным или раздражающим, мое настроение портится, я становлюсь грубее, резче. Стоит мне поесть - и все тут же становится лучше. Если бы у меня не было других интересов, подобная примитивность моих потребностей и их удовлетворения меня бы удручала. Поскольку я состою не только из голода, меня это скорее забавляет. Это заставило меня опять задуматься о своих отношениях с образом классического дурака. Этот персонаж считается близким к природе, что выражается в первую очередь в постоянном чувстве голода. Не могу сказать что мое чувство постоянно, но его всепоглощаемость придает ему в моем субъективном мире схожие черты. Вторым аспектом близости к природе считается… половой аспект, скажем так, но тут я судить не могу, а количество и степень надежности отзывов не позволяют составить объективную картину. Помимо этого дурак не способен понять или принять многие кажущиеся очевидными структуры, и часто оказывается либо ими отторгнут, либо вызывает их разрушение или изменение. При своем малом опыте, я бы сказал, что примеры обоих действий встречались достаточно часто. Другим аспектом дурака считается его способность видеть нечто, чего не видят другие. И дойдя до этого пункта я понимаю, что если попытаюсь ответить на него утвердительно, я буду звучать настолько претенциозно, что мне самому станет невероятно тошно. По этому к черту. Эти записи становятся все боле отвлеченными, и я не знаю, хорошо это или плохо.
Вчера ночью какой-то идиот звонил в домофон в час ночи и разбудил меня. Звук был чрезвычайно резкий и я не знал, откуда он исходит, и первые несколько секунд находился в состоянии ужаса. Остатки сна заставляли замкнутые в круги ленты, исписанные стихотворениями, плясать перед глазами. Отчего-то это неприятно вспоминать.
День пятый
читать дальшеВ этот раз я старался не думать о тексте заранее, чтобы не оказываться в ситуации неожиданного прихода читателя-собеседника. Так что мысль развивается вместе с текстом, и, соответственно, более сумбурна. По хорошему значительную часть вчерашней записи следовало бы стереть, благо есть и оправдание, но ладно.
Частично мое раздражение, как вчерашнее так и сегодняшнее, объясняется сбитыми системами организма. Для него изменилось все - окружение, режим, диета, даже вода. Вот его и глючит. Сегодня внезапно страшно захотелось сахара. Причем не просто сахара, а именно кока-колы. Слово захотелось здесь на самом деле не подходит, это практически безусловная нужда, которую я решил попробовать исполнить. Частично мое сознание жара имеет свойство несколько замутнять. Разумеется, спустя примерно минуту после того как я съел становящийся традиционным кусок пиццы и запил его кока-колой, я с чувством практически исполнения ожидания склонялся над унитазом. Возможно пока мне с газировкой лучше подождать. На самом деле мой организм даже ещё не до конца устаканился после того, как я его разрушил в определенном возрасте. А здесь все процессы ускорены. Нагрузок больше, сердце бьется чаще, температуры выше. Я подозреваю, более того, я надеюсь что мой организм ускорено проходит стадию балансировки, которая заняла бы в иных условиях куда больше времени. Частично поэтому я так потею. Потею я, признаю, больше любого человека мной пока здесь встреченного. Он или она может быть в два раза старше меня, весить в два раза больше, и всё равно, моё тело продолжает извергать воду, воздавая должное, видимо, моему знаку зодиака. Или же вымывая что-то, от чего оно хочет избавиться.
Что ещё сегодня произошло? Собственно то раздражение, которое предшествовало покупке колы и мыслям о сбое. Я почувствовал что как будто что-то во мне отдернулось обратно. Я поплавал утром чуть дольше обычного, чуть позже обычного,и выйдя на берег, обтеревшись полотенцем и сев в легкой тени, намереваясь прочитать пару страниц книги, я почувствовал, что меня охватывает чувство чуждости. Чувство, что я не на своем месте. Я оглядел людей вокруг и почувствовал, насколько я от них отличаюсь. Во мне не было их расслабленности, скорее наоборот, нарастала натянутая напряженность. Я не был красив или счастлив как они, они стремились к солнцу, я же от него почти бежал. Я оделся, и направился домой, по пути отстраненно замечая рост своего напряжения. я с трудом удерживался от того, чтобы не начать расталкивать людей. В определенный момент я заметил как моя рука слегка дернулась, с почти неосознанным намерением швырнуть в камни рядом с дорогой ребенка, который не желал освобождать положенную половину дороги. Это не столь незнакомое ощущение как мне бы того хотелось. Это напоминает те адреналиновые атаки, которые… я позволю себе сказать - которых я боялся в течении долгого периода своей жизни, и которые я надеялся оставить позади.
Сегодня я проснулся в шесть утра. Я все ещё живу по питерскому времени, час туда-час сюда… так что проснулся я в шесть утра по времени Питера. Вчера - в семь. И я не могу сказать что высыпаюсь, просто внезапно обнаруживаю что не сплю. Даже ещё до колоколов на небольшой церкви в старой Будве, которые начинают звонить часов в семь. Я стараюсь спать ещё минимум час днем, в пик жары и солнца, но подобная чехарда вызывает головную боль. И скажу честно, состояние, в котором я просыпаюсь после дневного сна в пик жары… я бы не назвал его приятным. Впрочем холодный душ помогает это исправить.
Так что даже на чисто физическом уровне моя «починка корабля» является процессом продолжительным, и происходящим каждую секунду моего здесь прибывания.
Я продолжаю читать Бродского, и стихи Цветаевой и Ахматовой, которые он цитирует, заставляют в отсутствии отвлечений (читай на пляже) в голове плясать какие-то обрывки строк, которые словно развивают или пробуют на вкус те приемы, о которых писал Бродский: «То не небо ветром роет яму под надгробным дубом…» «Под сомкнутыми веками - веками - сводами братских могил взгляд нестремящийся…» и так далее. Не знаю почему, откуда. Я когда-то уже сравнивал это ощущение с чувством, будто я приемник, который иногда случайно перехватывает куски передач, предназначавшихся не ему. Как в анекдоте - до Менделеева, таблица элементов приснилась Пушкину. Но он ничего не понял.
Я одновременно с Бродским перечитываю «Letters to the young Contrarian» Хитченса - между делом, зачастую - признаюсь - не в самой элегантной обстановке. Я уже прочитал эту короткую книжку несколько раз, и читаю опять просто чтобы порадоваться элегантности языка и, в определенной мере, содержанию. И Бродский и Хитченс иногда вызывают желание смеяться - как в случае описаний журналиста, нарезающего круги вокруг цензоров излишне тоталитарного режима у Хитченса, и описания бессилия критиков и цензоров в столкновении с творчеством Ахматовой у Бродского. Оба случая в чем-то схожи, как и, как мне кажется, книги в принципе. Не уверен как сформулировать чем, но уверен что сходство есть. Обе же вызывают иногда желание плакать, например в случае Хитченса - в его рассуждениях о собственной смерти, в случае Бродского - когда он пишет о том, как поэты взаимодействовали с революцией.
Начинаю задумываться, сколько из того, что мне удалось приобрести здесь - как в чисто физическом так и в психологическом плане - мне удастся сохранить в городе. Однажды я решил, что полностью осознанное существование, в котором ты полностью присутствуешь в каждом его моменте, является чрезмерно сложной концепцией. Не по структуре, но по исполнению, она требует слишком многого от человека. И современный мир ей всячески противодействует. Я не помню, было принято решение жить лишь отчасти сознательно сознательно или нет, но я чувствую себя вынужденным вернуться к этому вопросу. Способен ли я полностью присутствовать в каждом моменте своей жизни? Параллельно с этим вертятся мысли о том, что это по сути мой долг, долг перед самим собой, да и просто самый эффективный способ потратить ограниченный (весьма на самом деле ограниченный) срок. Течение времени вселяет паранойю. Я никогда не верил в идею вечности, отличной от настоящего момента, каждый момент ощущается вечностью, но число моментов конечно. И с возрастом моменты пролетают всё быстрее. И вновь я возвращаюсь к идее о смысле жизни и прочих радостях существования. Сознание есть трагедия. Классически принято считать, что комедия - это трагедия плюс время. Что трагедия - это короткий план, комедия - длинный. Что протяженность времени превращает любую трагедию в абсурдную шутку. Проблема человеческого существования в том, что мы воспринимаем реальность в каждый момент раздельно, и его короткость делает его трагедией. Вся же жизнь целиком из-за своей продолжительности является комедией, абсурдной шуткой. На ум приходит откуда-то известное «It is funny if you think about. If you don’t, it will still be funny, you just won’t think about it».
И абсолютно несвязанное, просто потому что эта фраза почему-то забывается: «you would lose your own head if it wasn’t shoved so deep into your arse».
День шестой
читать дальшеЯ начинаю эту запись днем, чтобы рассказать про грозу. Про то как она началась я напишу вечером, но описать лучше сейчас. Она иная чем в Петербурге. Иная чем на даче. Молнии единичны, но долги, как линия от затянутого неба к точке на земле, которая из-за того что нерасщеплена не разрывается мгновенно, но замирает в своем неподвижном сиянии на несколько секунд. Мне кажется что мифы о громовержцах имеют куда большую силу здесь, на юге. Их гнев кажется более реальным, их присутствие более близким. Гром заставляет трястись весь дом, он скатывается по горам и опрокидывается в море, увлекая за собой. Гроза здесь это не нечто приходящее сверху, но нечто возникающее везде одновременно, словно из земля и небо оказываются едины, связаны нитями молний в одно целое, и грому с неба вторит гром исходящий из недр земли.
Я бы не удивился, если бы полускрытый за дождем силуэт острова в отдалении внезапно оказался спиной древнего зверя, поднимающего свою голову из под воды, чтобы откликнуться своим низким ревом на окружающий его рокот.
Итак, вечер.
В том чтобы писать эти записи вечером есть определенный недостаток. Я чувствую себя усталым, сонным, и честно говоря испытываю соблазн лечь спать часа на три-четыре раньше. Но в то же время воспоминания и мысли ещё свежи, и мозг уже не мечется. Да и писать утром о событиях предстоящего дня является действием либо оптимистичным, либо глубоко трагичным. На самом деле сегодня произошло не много. По дороге утром на пляж я увидел местную женщину лет сорока-пятидесяти, она была тонкой, смуглой, лицо было покрыто легкой тенью морщин. Она флегматично подметала участок перед магазином, и собрала весь мусор в кучу рядом с тем местом где стояла, прямо перед собой. Ветер всё норовил выхватить часть этой кучи и разнести по улице, но она вслед за порывом ветра одним движением возвращала укатившийся мусор обратно. И так повторялось несколько раз. Не желая это забыть я вспомнил также другой случай, замеченый в один из дней - молодой человек на пляже, танцевавший относительно бодро в одиночку под «Comfortably Numb» Pink Floyd. Странное зрелище.
Я успел сделать свои три заплыва, и начался легкий дождь. Он быстро закончился, но я уже успел собраться и направлялся домой, когда небо начало затягивать темными тучами. Когда я пришел домой, начались раскаты грома - от него сотрясялся весь дом. Возможно это близость грозы, возможно акустика склонов гор, но это впечатляющее ощущение. Спустя некоторое время начался долгий дождь, не слишком сильный, но сопровождавшийся громом и молнией. О нем можно прочитать выше - я решил сохранить хронологию. Я устроился на плетеном стуле за столиком на балконе с ноутбуком, и с удовольствием редактировал тексты про греческих трикстеров, Гефеста, Гермеса и Прометея. Следующим текстом были Хейока Сиу, громовые сновидцы. Забавное совпадение.
Сегодня перед дождем на море начали пониматься хоть какие-то волны. Но я вспомнил насколько это прекрасное ощущение, плавать в волнах. Особенно вплыть на неё слегка наискосок, например, на животе, и сделать на вершине поворот в 360 градусов, перевернувшись на спину и вновь на живот, и соскользнуть с неё в следующую. В этих ощущениях есть нечто общее с потягиванием в постели, но во множество раз более активное.
Вечером на пляже было весьма пустынно, дождь уже закончился, но солнце уже ушло с той точки пляжа где я был, хотя я пошел слегка заранее. В голове роилось множество мыслей. Первая - о языке. Я опять услышал разговор ребенка с матерью на французском, и начал задумываться о своем отношении к языкам. Например о том что забавно, что я вновь открываю для себя русский уехав ненадолго из России. Я хочу быть полиглотом, но мне кажется что мне необходимо тем не менее выбрать один язык, который будет моим основным. И это должен быть русский. Из-за своей сложности, свободы, близости в конце концов. Мне нужно на нем говорить, думать, писать, читать. Я должен научиться его вновь чувствовать. Я не уверен, чувствовал ли я его когда-то как я стал чувствовать английский, но мне нужно к этому стремиться.
Другая мысль возникла когда я плыл без очков, задумчиво между гребками глядя на берег, скалы, лес и небо. Без очков все расплывалось, искажалось, глаз различал силуэты застывших карабкающихся гигантов в сводах скал, кроны деревьев на склонах превращались в густой мох. Я задумался что часто ощущение что ты видишь нечто более глубокое приходит не с чувством, что ты словно надел очки или что-то приобрел, но скорее что с глаз спала пелена. Я задумался, какой же взгляд на мир является верным. И не смог прийти к решению. Я начал думать: сколько разных правильных вариантов стоит перед нами, как же нам выбрать верный? Я не знаю.
Задумался, стал бы я с таким раздражением реагировать на влюбленные парочки, будь я не один? Если бы я разделял этот отпуск с любимым человеком, стал бы я столь негативно относиться к бесконечным одинаковым фотографиям? Не думаю, что мое отношение бы сильно изменилось. Я испытываю одновременно и зависть к обладанию и негодование о бессмысленной трате и опошлении. Впрочем я знаю источники и причины своих суждений, поэтому храню их при себе. Опять же, возвращаясь к предыдущему абзацу - столь много правильных вариантов, как же сделать выбор?
День седьмой
читать дальшеПоскольку мое прибывание здесь ограниченно четырнадцатью днями, я решил дать себе максимум семь дней на адаптацию, и должен сказать, что с задачей я справился. Я всё ещё страдаю от жары, но потею я уже меньше, да и выход на солнце не становится самоубийственной затеей. Весов здесь к сожалению нету, так что я не могу сказать наверняка сколько я сбросил и сбросил ли вообще, но мне кажется что визуально я подтянулся. Я пишу это всё вечером, как всегда после второго купания, поужинав на балконе йогуртом с круассанами с шоколадом - было уже темно, и дул невероятно сильный ветер. Прекрасное ощущение. Сегодня утром после купания я некоторое время полазил по скалам, залез на высоту в пятнадцать метров над морем и некоторое время там позагорал. Лазать по камням, выбирая куда ставить ноги, за что цепляться и т.д. - удивительно интересно. Я стараюсь медленно увеличивать свои заплывы, в протяженности или в количестве, чтобы получить максимум из своего прибывания здесь. Сегодня забавный день, когда ко мне все всегда «приходит» - сначала я поймал уносимую ветром шляпу девушки по пути на пляж, затем поймал мяч группы, игравшей на берегу в волейбол. Между этими двумя событиями я нашел на песке на пляже перевернутую карту - тройку пик. Я подумал и воткнул её в песок вертикально, так что её лицо было видно. Отчего-то эта карта мне кажется именно той, которую всегда используют фокусники, по крайней мере чаще чем остальные. Когда я шел обратно, карты уже не было.
Я начал разговаривать с собой, полноценные разговоры (про себя, что в своем роде прогресс), причем на русском языке - споры, с аргументами и уговорами. Разговоры были и раньше, но они стали гораздо отчетливее. Стали выделяться разные голоса, не все из которых я могу определить четко, но некоторые определенно имеют уникальные черты.
У нас произошел забавный диалог в тот момент, когда я заставлял себя плыть дальше чем позволяла лень во время вечернего купания. Точнее один из голосов в моей голове - забавно, сколь неприспособлен язык к той ситуации, когда оба собеседника являются одним человеком - убеждал меня плыть дальше. Мы рассуждали об идее того, что характер демонстрируется не во время рутинности и банальности, но во время испытаний, которые при этом являются незначительными - когда угроза недостаточно велика, чтобы спровоцировать почти инстинктивную трату ресурсов для успеха, но их трата всё же требуется для того, чтобы чего-то достичь. Именно это на взгляд голоса и происходило, когда я на пределах своей лени заставлял себя заплыть дальше чем хотел, чтобы тренировать свое тело. В определенный момент мы даже почти поссорились, но затем сошлись на том, что я позволю себе в награду купить несколько тех курассанов - они стоят всего двадцать центов и прекрасно подходят для того ужина, который я планировал.
Я впервые попробовал инжир - не уверен что он был действительно спелым - зеленая кожура и т.д. - но внутренности очень необычные по форме и сладкие. Очень странный фрукт. Теперь нужно найти манго и финики.
Вечером на пляже я в очередной раз наблюдал за фотографированием пар и семей. Что забавно, фотографирование семей меня раздражает гораздо меньше. Они стараются всегда быть в кадре все вместе, и отчего-то это мне кажется абсолютно нормальным. Фотосессии, которые устраивают пары, меня продолжают задевать. А это именно фотосессии, для девушек, вокруг которых вертится молодой человек или мужчина с фотоаппаратом. Нет, конечно постоянно встречаются и сэлфи, и прочее, но сегодня больше было именно фотосессий. Возможно сыграло роль то, что я был голоден и мое настроение начало портиться, но мои мысли потекли во вполне предсказуемом направлении. У меня есть сильное подозрение, что эти записи я в определенный момент дам ей прочитать, но тем не менее это не причина их не делать. Я понял, что у меня существует блок против того чтобы её фотографировать. Я говорю не о случайной съемке, как тот раз на лестнице, но о полноценной выстроенной съемке. В этом есть элемент поклонения красоте, того, что называется английским словом «worship». Даже в наилучшие мои моменты, если я не способен остаться безэмоциональным, красота, котороя требует себе поклонения вызывает у меня исключительно слепую ярость и желание разорвать её в клочья. Я говорю о красоте, если что. Любопытно. Оказывается я нахожу подобную красоту оскорбительной. Точнее скорее всего не подобную красоту, но то, на что она претендует. Нерадостная это тема, засим её оставим.
Как выяснилось, одна из ран на ноге появилась в результате того, что я напоролся на морского ежа. Область на бедре слегка воспалилась, но сейчас почти всё прошло. Одного морского ежа сегодня поймали и рассматривали на берегу русская семья.
Я изначально здесь и закончил запись, так как основным событием дня был комфорт, с которым я переносил условия климата. Но вспомнил оду вещь, которую хотел записать. Когда ты читаешь интересного тебе автора, и он упоминает книгу или писателя, которого ты уже читал, чувствуешь себя будто ты сидишь за столом, и внезапно тебя просит передать сахар один из людей, к которым ты относишься с уважением. Связь исключительно косвенная и ни коем образом не имеющая под собой какого-либо значения, но ощущение мимолетного соприкосновения тем не менее приятное.
Засим и правда всё.
День 1
читать дальше
Устал после самолета, добрался наконец до дома в Будве, прошелся по магазинам, купил рекомендованную пасту из баклажанов и перцев - странная и не особо вкусная вещь. К счастью в магазине были мусли и йогур, плюс я привез кускус. и чай.
К морю пока не ходил, как и в старую Будву. В голове вертится мысль: зачем я сюда приперся? Чувствую себя раздраженным, к тому же мне жарко. Красивые тела окружающих, к счастью не всех, внушают уныние и стыд.
Я чувствую себя чрезвычайно некрасивым и усталым. Остатки проблем с животом тоже не помогают.
День 2
читать дальше
То что я забыл сказать в первый день - местные дети куда менее пугливые чем в Петербурге. Маленькие и подростки - они свободнее, раскрепощеннее.
С утра я сходил погулять по городу. Сколь же бессмысленное место… бесчисленное число магазинов, бесчисленное число машин на столь малое пространство. И пешеходных дорог часто нет - люди ходят по тем же дорогам что и машины. Везде мешанина местного языка, русского и английского. Русский вызывает омерзение. Этот язык неуместен вне россии. Он и там то не всегда кажется уместным, по крайней мере в Петербурге, но за границей он становится практически оскорбителен.
На берегу моря, под высокими скалами на влажном полотенце, сидит человек в футболке и плавках и любуется постепенно приближающимся приливом, который медленно захватывает оставленные людьми полотенца и делает их частью прибрежной линии. Человек только что искупался в первый раз, и теперь он отрыгивает воду - сложно сказать соленую или нет, в выходящем из тебя вкусы часто перемешиваются.
Не знаю почему это, может это реакция на какую-то из вод, которые я купил, может на груши (которые были чрезвычайно вкусными), может на йогурт. Может просто на то, я не плавал сто лет, а вода неожиданно соленая.
Дно составлено из крупных, скользких и острых камней. И оно редко более чем в полутора метрах от поверхности воды. Так что вышел я после своего первого заплыва на пляж покрытым кровью из нескольких ссадин на коленях, руках и ногах. К счастью я плавал без очков, так что о выражениях лиц других находящихся на пляже мог только догадываться.
Я читаю переводы Бродского с английского и осознаю, что скучаю по Питеру. Жара не помогает. Открытые окна ночью могут привести к насекомому в комнате, что я не люблю чрезвычайно. Мне почему-то кажется, что я буду испытывать облегчение, когда придет время улетать. Я планировал этот отпуск как возможность отдохнуть, а вместо этого я чувствую себя так, словно мне придется его пережить.
Нечто вроде сторонней заметки (и я испытываю соблазн использовать английское лаконичное «side note»): возможно это влияние Бродского и написанной им статьи о Питере, но мне приходит в голову следующая мысль: несмотря на свою достаточно частую угрюмость, погода Петербурга гораздо менее императивна в своих диктатах, нежели погода того города, который я выбрал себе в качестве места для отпуска. Питерская погода часто столь всеобъемлюще недружелюбна (или дружелюбна, что ситуацию не меняет), что почти вынуждает её игнорировать, и тем самым дает возможность выстраивать свой собственный график. Хочешь - живи по ночам. Хочешь - днем. Хочешь разбивать день на четыре части и спать два раза в сутки - вперед. Здесь же погода имеет очень четкие условия, которые не являются предметом для переговоров. Примерно в 12 часов начинает становиться чрезвычайно жарко, и даже если солнце уходит за облака - существование это не облегчает. Примерно к шести вечера солнце становится более горизонтальным нежели вертикальным, но несмотря на отсутствие прямых лучей, весь город наполнен удушающей жарой, которую ветер отгоняет ровно до того момента, пока его порыв не обрывается. К десяти-одиннадцати вечера, когда солнце уже надежно скрылось, начинает становиться слегка свежее, что по контрасту с жарой навевает мысли скорее о прохладе. К этому моменту на улицах наступает ночь, и увидеть что-либо достаточно сложно. И только примерно к двенадцати ночи и до раннего утра, даже некоторое время после восхода солнца, воздух становится комфортным и свежим. Разумеется, это перспектива жителя северного города, и к тому же обладающего сердцем, которое тренировалось гораздо реже чем оказывалось разбито - впрочем на пользу не шло ни то ни другое.
И вторая мысль: о событиях нужно писать как можно скорее, в пределах одного дня. Писать на основе воспоминаний является скорее творчеством нежели описанием (и вновь, у меня появляется соблазн использовать английское «more of a creative process than a chronicle»). Впечатления и воспоминания связаны гораздо меньше чем нам бы того хотелось.
День третий
читать дальшеЗаметка дневная: ах дивный автокоррект, превращающий латинское sub в usb…
Итак, день третий. Эту заметку я пишу несколько позднее чем две предыдущие (по крайней мере мне так кажется - я ещё не дошел до того, чтобы отмечать время записи). Причиной для этого является то, что я пытаюсь подстроиться под местную погоду, и найти время и ля купания и для работы. Проблема в том, что время примерно с 11-12 до 15-16 практически полностью бессмысленно. Работать или гулять невозможно - слишком жарко и солнце выжигает кожу. Если пойти в этот период купаться, скорее даже ещё до этого периода, чтобы не сгореть по пути, то эти четыре часа будет не выйти из воды. Я в чем-то начинаю привыкать к местному климату, очень медленно, но жара днем выматывающе медленное остывание после захода солнца все ещё давят на душу.
Столь постоянный жар у меня ассоциируется с болезнью, с температурой, и не воспринимается как нечто естественное.
Как выяснилось, на пляже с каменным дном вполне можно плавать, просто необходимо начинать плыть примерно с глубины в полметра, как только заканчивается песок под ногами. И делать это медленно, пока не выплывешь за буйки, где дно наконец почти исчезает из поля зрения. Я и забыл насколько мне нравится плавать. В нахождении в воде есть нечто почти родное, возникает желание из неё не выходить как можно дольше. Путь до пляжа и обратно каждый раз утомляет, особенно обратно, потому что он ведет в гору. В результате до того пляжа, который покрыт меньшим количеством людей и окурков приходится идти в сумме полчаса - минут сорок.
Идя с пляжа утром я умудрился пройти некоторое время без футболки - я случайно надел ту футболку, на которой мокрые пятна выделялись ярко черным цветом на сером фоне, так что вы можете представить, что она из себя представляла, когда я наконец добрался до пляжа. Идя назад я решил пойти без неё, и надел её уже примерно на двух третях пути, в тот момент, когда мне уже было наплевать на мой внешний вид и хотелось только умереть. В результате спалил я только загривок и верх плечей. Не самые приятные ощущения.
Я могу судить только на основании буквально одного дня, но я бы сказал что по отношению к моему телу плавание является почти что оскорбительно эффективным. Почему оскорбительно? Потому что я столь долго ходил в клуб со столь малым эффектом, а стоило мне всего день поплавать, и эффект заметен сразу. Возможно это иллюзия, но у меня есть дней десять, чтобы узнать наверняка.
У фруктов здесь есть очень забавное свойство, по крайней мере для меня: их вообще нельзя ни с чем сочетать. Стоит это сделать, и некоторое время спустя фрукты вежливо, почти ненавязчиво, попросятся обратно. Я начал думать над этой записью стоя над раковинной и задумчиво избавляясь от съеденного некоторое время назад банана. Что любопытно - в Питере подобного эффекта не было.
Сегодня после купания вечером я некоторое время устало сидел на берегу, собирал вокруг себя мелкие камни, которые привлекли мое внимание, и выкладывал их в аккуратные ряды на большом камне рядом с собой. В этом было что-то терапевтическое, что вполне очевидно, но и результат получится милым. У меня был соблазн его оставить, но я быстро его подавил, решив, что приходящие туда люди вряд ли найдут этот натюрморт заслуживающим внимания, и скорее всего просто сметут его в сторону, чтобы освободить камень и найти место для загорания.
На самом деле толпы лежащих на солнце людей, наполняющих воздух запахом крема для загара вызывают у меня отвращение на чисто физическом уровне. В этом есть что-то невероятно мерзкое, как в выползших на солнце насекомых. Не знаю, почему я так чувствую. По пути назад я подобрал несколько омытых морем камней, и поймал в этот момент несколько почти презрительно-пренебрежительных взглядов. Возможно в подобном действии и правда есть что-то грустное и даже жалкое, но на мой взгляд в обеих категориях это действие превосходят толпы людей, фотографирующихся на фоне скал и моря, переодически меняясь местами и пытаясь принять счастливые или соблазняющие позы - в зависимости от возраста. Я никогда не понимал идеи фотографирования себя на фоне чего-либо. Зачем? Чтобы убедиться что ты там был, или чтобы убедить в этом других? В своей перманентности камни менее банальны чем фотографии. По английски эта фраза звучит элегантнее.
Часть пути к дальнему пляжу проходит под скалами над водой, и в воде лежат несколько громадных камней. На одном из них установлена статуя - видимо балерины, судя по позе, которую эта девушка приняла: она стоит на одной ноге, вторую ухватив рукой у себя над головой; другую руку она приветственно протягивает или машет ей в сторону горизонта. Начищенные до блеска участки статуи четко демонстрируют как природу так и ограниченность фантазии большинства людей, возжелавших с ней сфотографироваться. Возле этой статуи регулярно можно увидеть девушек, вылезших на камни в попытке повторить позу статуи, впрочем им для этого в большинстве случаев не хватает гибкости.
Засим спать, или точнее ещё немного читать Бродского, несмотря на время.
День четвертый
читать дальшеОдной из проблем, связанных с этими записями, является то, что я начал думать о них до того, как начинаю их писать. Это приводит к весьма некомфортной ситуации, когда я успеваю уже увести свою мысль достаточно далеко, а затем оказываюсь перед пустым экраном, и понимаю, что всё придется начинать сначала. Словно к внутреннему диалогу присоединился новый собеседник, и всё начинается по новой. Это ни в коем случае не обвинение - обвинять читателя, который ещё даже не помыслил о чтении твоих строк в том, как он их читает, есть абсурд и притом не самого изящного плана.
Но вернемся к началу. Сегодня я попытался поработать - даже относительно успешно, начинает возникать подозрение, что будь мое сердце посильнее и будь у меня больше времени на акклиматизацию, я смог бы жить или по крайней мере долгое время работать в таком климате. По дороге с вечернего купания я позволил себе купить мороженное, и помимо цены - два евро за два шарика и стаканчик, боги… - оно было прекрасно. Пришлось страшно бороться с собой, чтобы не купить второе в гипермаркете по дороге. Я продолжаю купаться по утрам и вечерам, приходя домой в начале наступления темноты после второго. Всё же к вечеру жар накапливается, в теле, в воздухе. Или возможно просто усталость после двух купаний и непривычного климата.
Продолжаю читать Бродского - я понял, что способен читать даже в том состоянии, когда я не способен особо шевелиться. Восприятие информации оказывается независимо в определенной степени ото всего остального. Сегодня на пляже я почувствовал определенную радость от того, как легко у меня получается постепенно втянуться в этот физический ритм, как легко удается плавать (не знаю, сохранится ли эта легкость - сегодня вечером я почувствовал себя так, словно простыл, но это вроде бы просто перегруженные мышцы, я сделал на один заплыв больше). Перед отъездом я написал относительно длинный текст, который затем опубликовал в дневнике, но затем быстро стер. Я не думаю, что его кто-то прочитал (да и будем честными, мой дневник сейчас по сути читает только один человек), но в этом тексте я говорил о том, что чувствую себя старым кораблем, огромным, внутри которого всё начало рушиться, начались обвалы, и я слышу скрипы огромных деревянных брусьев, которые пытаются удержать кренящийся вес его частей. Я не помню, говорил ли я про океан вокруг, но достаточно сказать, что в этой метафоре он в моей голове присутствовал. Я планировал этот отпуск как тщательную и методичную, тяжелую и усердную работу по починке этого корабля, по разбору завалов. И я обрадовался сегодня, подумав - вот он, корабль, спустя всего пару дней, плывет (и в буквальном смысле тоже)! Все оказалось проще, все почти само выправилось, выстроилось. Проблема в том, что мое физическое тело далеко не весь корабль. Скрип его балок и шипение перебитых труб вызваны отнюдь не только горестной физической формой моего тела. Мой разум, я бы даже сказал дух, также являются важной частью этого корабля. И понятия не имею, честно говоря, насколько они починены. Всего четыре дня без интернета, на прогулки на пляж я не беру с собой ни плеер ни книгу. И я ловлю себя а том, что стал гораздо больше думать, говорить сам с собой. И мне часто есть что с собой обсудить. Словно внутренний диалог, даже просто монолог с описанием и мнением об окружающем мире был заглушен возможностью отвлечься, переключиться. Теперь я словно слышу себя яснее, четче. Я понял, например, что в толпах людей на солнце меня раздражает больше всего организованность. Грение на солнце является примитивным действием, и организованность - ряды шезлонгов на пляже, единость потока приходящих и уходящих людей, идентичный запах литров крема для загара - всё это вызывает мысли о животности индустриальных пропорций. Индустриализация животности… я никогда не имел ничего против того факта, что человек является животным, более того, считаю это важным фактором нашего существования, но это словосочетания вызывает у меня желание передернуться от отвращения.
Во влюбленных парочках на берегу, снимающих друг друга на фоне моря и скал в разных позах, по очереди или одновременно, с помощью сэлфи-стик (there has to be a comical monologue somewhere on the internet, where this ungodly thing is ridiculed and it’s name turns out to mean, that if you get this thing, you stick your sense of self somewhere… apologies)… я начну заново. В этих влюбленных парочках меня раздражает даже не бессмысленность - ибо она на мой взгляд является практически синонимом человечности - но банальность. Возможно во мне говорит снобизм, но мне претит идея о том, насколько близка получившаяся фотография к открытке с, допустим, спасом на крови, которая продается в сувенирной лавке. Разумеется, я слишком всё усложняю, но мне кажется что некоторые вещи заслуживают того, чтобы задумываться о них чуть усерднее. Впрочем я абсолютно ясно понял, что частично в моем раздражении ими играет роль нота зависти. Я не могу да и е хочу это отрицать - ощущение возможности разделить мир с другим человеком стоит многого. Возможно оно даже оправдывает банальность.
Сидя на пляже я понял что мое настроение сильно ухудшилось, и я понял, что проголодался. Да, именно так. У моего организма есть забавное свойство - он часто ощущает чувство голода не столько желудком, сколько общим настроением. Стоит мне сильно проголодаться, как мир начинает казаться невероятно мрачным или раздражающим, мое настроение портится, я становлюсь грубее, резче. Стоит мне поесть - и все тут же становится лучше. Если бы у меня не было других интересов, подобная примитивность моих потребностей и их удовлетворения меня бы удручала. Поскольку я состою не только из голода, меня это скорее забавляет. Это заставило меня опять задуматься о своих отношениях с образом классического дурака. Этот персонаж считается близким к природе, что выражается в первую очередь в постоянном чувстве голода. Не могу сказать что мое чувство постоянно, но его всепоглощаемость придает ему в моем субъективном мире схожие черты. Вторым аспектом близости к природе считается… половой аспект, скажем так, но тут я судить не могу, а количество и степень надежности отзывов не позволяют составить объективную картину. Помимо этого дурак не способен понять или принять многие кажущиеся очевидными структуры, и часто оказывается либо ими отторгнут, либо вызывает их разрушение или изменение. При своем малом опыте, я бы сказал, что примеры обоих действий встречались достаточно часто. Другим аспектом дурака считается его способность видеть нечто, чего не видят другие. И дойдя до этого пункта я понимаю, что если попытаюсь ответить на него утвердительно, я буду звучать настолько претенциозно, что мне самому станет невероятно тошно. По этому к черту. Эти записи становятся все боле отвлеченными, и я не знаю, хорошо это или плохо.
Вчера ночью какой-то идиот звонил в домофон в час ночи и разбудил меня. Звук был чрезвычайно резкий и я не знал, откуда он исходит, и первые несколько секунд находился в состоянии ужаса. Остатки сна заставляли замкнутые в круги ленты, исписанные стихотворениями, плясать перед глазами. Отчего-то это неприятно вспоминать.
День пятый
читать дальшеВ этот раз я старался не думать о тексте заранее, чтобы не оказываться в ситуации неожиданного прихода читателя-собеседника. Так что мысль развивается вместе с текстом, и, соответственно, более сумбурна. По хорошему значительную часть вчерашней записи следовало бы стереть, благо есть и оправдание, но ладно.
Частично мое раздражение, как вчерашнее так и сегодняшнее, объясняется сбитыми системами организма. Для него изменилось все - окружение, режим, диета, даже вода. Вот его и глючит. Сегодня внезапно страшно захотелось сахара. Причем не просто сахара, а именно кока-колы. Слово захотелось здесь на самом деле не подходит, это практически безусловная нужда, которую я решил попробовать исполнить. Частично мое сознание жара имеет свойство несколько замутнять. Разумеется, спустя примерно минуту после того как я съел становящийся традиционным кусок пиццы и запил его кока-колой, я с чувством практически исполнения ожидания склонялся над унитазом. Возможно пока мне с газировкой лучше подождать. На самом деле мой организм даже ещё не до конца устаканился после того, как я его разрушил в определенном возрасте. А здесь все процессы ускорены. Нагрузок больше, сердце бьется чаще, температуры выше. Я подозреваю, более того, я надеюсь что мой организм ускорено проходит стадию балансировки, которая заняла бы в иных условиях куда больше времени. Частично поэтому я так потею. Потею я, признаю, больше любого человека мной пока здесь встреченного. Он или она может быть в два раза старше меня, весить в два раза больше, и всё равно, моё тело продолжает извергать воду, воздавая должное, видимо, моему знаку зодиака. Или же вымывая что-то, от чего оно хочет избавиться.
Что ещё сегодня произошло? Собственно то раздражение, которое предшествовало покупке колы и мыслям о сбое. Я почувствовал что как будто что-то во мне отдернулось обратно. Я поплавал утром чуть дольше обычного, чуть позже обычного,и выйдя на берег, обтеревшись полотенцем и сев в легкой тени, намереваясь прочитать пару страниц книги, я почувствовал, что меня охватывает чувство чуждости. Чувство, что я не на своем месте. Я оглядел людей вокруг и почувствовал, насколько я от них отличаюсь. Во мне не было их расслабленности, скорее наоборот, нарастала натянутая напряженность. Я не был красив или счастлив как они, они стремились к солнцу, я же от него почти бежал. Я оделся, и направился домой, по пути отстраненно замечая рост своего напряжения. я с трудом удерживался от того, чтобы не начать расталкивать людей. В определенный момент я заметил как моя рука слегка дернулась, с почти неосознанным намерением швырнуть в камни рядом с дорогой ребенка, который не желал освобождать положенную половину дороги. Это не столь незнакомое ощущение как мне бы того хотелось. Это напоминает те адреналиновые атаки, которые… я позволю себе сказать - которых я боялся в течении долгого периода своей жизни, и которые я надеялся оставить позади.
Сегодня я проснулся в шесть утра. Я все ещё живу по питерскому времени, час туда-час сюда… так что проснулся я в шесть утра по времени Питера. Вчера - в семь. И я не могу сказать что высыпаюсь, просто внезапно обнаруживаю что не сплю. Даже ещё до колоколов на небольшой церкви в старой Будве, которые начинают звонить часов в семь. Я стараюсь спать ещё минимум час днем, в пик жары и солнца, но подобная чехарда вызывает головную боль. И скажу честно, состояние, в котором я просыпаюсь после дневного сна в пик жары… я бы не назвал его приятным. Впрочем холодный душ помогает это исправить.
Так что даже на чисто физическом уровне моя «починка корабля» является процессом продолжительным, и происходящим каждую секунду моего здесь прибывания.
Я продолжаю читать Бродского, и стихи Цветаевой и Ахматовой, которые он цитирует, заставляют в отсутствии отвлечений (читай на пляже) в голове плясать какие-то обрывки строк, которые словно развивают или пробуют на вкус те приемы, о которых писал Бродский: «То не небо ветром роет яму под надгробным дубом…» «Под сомкнутыми веками - веками - сводами братских могил взгляд нестремящийся…» и так далее. Не знаю почему, откуда. Я когда-то уже сравнивал это ощущение с чувством, будто я приемник, который иногда случайно перехватывает куски передач, предназначавшихся не ему. Как в анекдоте - до Менделеева, таблица элементов приснилась Пушкину. Но он ничего не понял.
Я одновременно с Бродским перечитываю «Letters to the young Contrarian» Хитченса - между делом, зачастую - признаюсь - не в самой элегантной обстановке. Я уже прочитал эту короткую книжку несколько раз, и читаю опять просто чтобы порадоваться элегантности языка и, в определенной мере, содержанию. И Бродский и Хитченс иногда вызывают желание смеяться - как в случае описаний журналиста, нарезающего круги вокруг цензоров излишне тоталитарного режима у Хитченса, и описания бессилия критиков и цензоров в столкновении с творчеством Ахматовой у Бродского. Оба случая в чем-то схожи, как и, как мне кажется, книги в принципе. Не уверен как сформулировать чем, но уверен что сходство есть. Обе же вызывают иногда желание плакать, например в случае Хитченса - в его рассуждениях о собственной смерти, в случае Бродского - когда он пишет о том, как поэты взаимодействовали с революцией.
Начинаю задумываться, сколько из того, что мне удалось приобрести здесь - как в чисто физическом так и в психологическом плане - мне удастся сохранить в городе. Однажды я решил, что полностью осознанное существование, в котором ты полностью присутствуешь в каждом его моменте, является чрезмерно сложной концепцией. Не по структуре, но по исполнению, она требует слишком многого от человека. И современный мир ей всячески противодействует. Я не помню, было принято решение жить лишь отчасти сознательно сознательно или нет, но я чувствую себя вынужденным вернуться к этому вопросу. Способен ли я полностью присутствовать в каждом моменте своей жизни? Параллельно с этим вертятся мысли о том, что это по сути мой долг, долг перед самим собой, да и просто самый эффективный способ потратить ограниченный (весьма на самом деле ограниченный) срок. Течение времени вселяет паранойю. Я никогда не верил в идею вечности, отличной от настоящего момента, каждый момент ощущается вечностью, но число моментов конечно. И с возрастом моменты пролетают всё быстрее. И вновь я возвращаюсь к идее о смысле жизни и прочих радостях существования. Сознание есть трагедия. Классически принято считать, что комедия - это трагедия плюс время. Что трагедия - это короткий план, комедия - длинный. Что протяженность времени превращает любую трагедию в абсурдную шутку. Проблема человеческого существования в том, что мы воспринимаем реальность в каждый момент раздельно, и его короткость делает его трагедией. Вся же жизнь целиком из-за своей продолжительности является комедией, абсурдной шуткой. На ум приходит откуда-то известное «It is funny if you think about. If you don’t, it will still be funny, you just won’t think about it».
И абсолютно несвязанное, просто потому что эта фраза почему-то забывается: «you would lose your own head if it wasn’t shoved so deep into your arse».
День шестой
читать дальшеЯ начинаю эту запись днем, чтобы рассказать про грозу. Про то как она началась я напишу вечером, но описать лучше сейчас. Она иная чем в Петербурге. Иная чем на даче. Молнии единичны, но долги, как линия от затянутого неба к точке на земле, которая из-за того что нерасщеплена не разрывается мгновенно, но замирает в своем неподвижном сиянии на несколько секунд. Мне кажется что мифы о громовержцах имеют куда большую силу здесь, на юге. Их гнев кажется более реальным, их присутствие более близким. Гром заставляет трястись весь дом, он скатывается по горам и опрокидывается в море, увлекая за собой. Гроза здесь это не нечто приходящее сверху, но нечто возникающее везде одновременно, словно из земля и небо оказываются едины, связаны нитями молний в одно целое, и грому с неба вторит гром исходящий из недр земли.
Я бы не удивился, если бы полускрытый за дождем силуэт острова в отдалении внезапно оказался спиной древнего зверя, поднимающего свою голову из под воды, чтобы откликнуться своим низким ревом на окружающий его рокот.
Итак, вечер.
В том чтобы писать эти записи вечером есть определенный недостаток. Я чувствую себя усталым, сонным, и честно говоря испытываю соблазн лечь спать часа на три-четыре раньше. Но в то же время воспоминания и мысли ещё свежи, и мозг уже не мечется. Да и писать утром о событиях предстоящего дня является действием либо оптимистичным, либо глубоко трагичным. На самом деле сегодня произошло не много. По дороге утром на пляж я увидел местную женщину лет сорока-пятидесяти, она была тонкой, смуглой, лицо было покрыто легкой тенью морщин. Она флегматично подметала участок перед магазином, и собрала весь мусор в кучу рядом с тем местом где стояла, прямо перед собой. Ветер всё норовил выхватить часть этой кучи и разнести по улице, но она вслед за порывом ветра одним движением возвращала укатившийся мусор обратно. И так повторялось несколько раз. Не желая это забыть я вспомнил также другой случай, замеченый в один из дней - молодой человек на пляже, танцевавший относительно бодро в одиночку под «Comfortably Numb» Pink Floyd. Странное зрелище.
Я успел сделать свои три заплыва, и начался легкий дождь. Он быстро закончился, но я уже успел собраться и направлялся домой, когда небо начало затягивать темными тучами. Когда я пришел домой, начались раскаты грома - от него сотрясялся весь дом. Возможно это близость грозы, возможно акустика склонов гор, но это впечатляющее ощущение. Спустя некоторое время начался долгий дождь, не слишком сильный, но сопровождавшийся громом и молнией. О нем можно прочитать выше - я решил сохранить хронологию. Я устроился на плетеном стуле за столиком на балконе с ноутбуком, и с удовольствием редактировал тексты про греческих трикстеров, Гефеста, Гермеса и Прометея. Следующим текстом были Хейока Сиу, громовые сновидцы. Забавное совпадение.
Сегодня перед дождем на море начали пониматься хоть какие-то волны. Но я вспомнил насколько это прекрасное ощущение, плавать в волнах. Особенно вплыть на неё слегка наискосок, например, на животе, и сделать на вершине поворот в 360 градусов, перевернувшись на спину и вновь на живот, и соскользнуть с неё в следующую. В этих ощущениях есть нечто общее с потягиванием в постели, но во множество раз более активное.
Вечером на пляже было весьма пустынно, дождь уже закончился, но солнце уже ушло с той точки пляжа где я был, хотя я пошел слегка заранее. В голове роилось множество мыслей. Первая - о языке. Я опять услышал разговор ребенка с матерью на французском, и начал задумываться о своем отношении к языкам. Например о том что забавно, что я вновь открываю для себя русский уехав ненадолго из России. Я хочу быть полиглотом, но мне кажется что мне необходимо тем не менее выбрать один язык, который будет моим основным. И это должен быть русский. Из-за своей сложности, свободы, близости в конце концов. Мне нужно на нем говорить, думать, писать, читать. Я должен научиться его вновь чувствовать. Я не уверен, чувствовал ли я его когда-то как я стал чувствовать английский, но мне нужно к этому стремиться.
Другая мысль возникла когда я плыл без очков, задумчиво между гребками глядя на берег, скалы, лес и небо. Без очков все расплывалось, искажалось, глаз различал силуэты застывших карабкающихся гигантов в сводах скал, кроны деревьев на склонах превращались в густой мох. Я задумался что часто ощущение что ты видишь нечто более глубокое приходит не с чувством, что ты словно надел очки или что-то приобрел, но скорее что с глаз спала пелена. Я задумался, какой же взгляд на мир является верным. И не смог прийти к решению. Я начал думать: сколько разных правильных вариантов стоит перед нами, как же нам выбрать верный? Я не знаю.
Задумался, стал бы я с таким раздражением реагировать на влюбленные парочки, будь я не один? Если бы я разделял этот отпуск с любимым человеком, стал бы я столь негативно относиться к бесконечным одинаковым фотографиям? Не думаю, что мое отношение бы сильно изменилось. Я испытываю одновременно и зависть к обладанию и негодование о бессмысленной трате и опошлении. Впрочем я знаю источники и причины своих суждений, поэтому храню их при себе. Опять же, возвращаясь к предыдущему абзацу - столь много правильных вариантов, как же сделать выбор?
День седьмой
читать дальшеПоскольку мое прибывание здесь ограниченно четырнадцатью днями, я решил дать себе максимум семь дней на адаптацию, и должен сказать, что с задачей я справился. Я всё ещё страдаю от жары, но потею я уже меньше, да и выход на солнце не становится самоубийственной затеей. Весов здесь к сожалению нету, так что я не могу сказать наверняка сколько я сбросил и сбросил ли вообще, но мне кажется что визуально я подтянулся. Я пишу это всё вечером, как всегда после второго купания, поужинав на балконе йогуртом с круассанами с шоколадом - было уже темно, и дул невероятно сильный ветер. Прекрасное ощущение. Сегодня утром после купания я некоторое время полазил по скалам, залез на высоту в пятнадцать метров над морем и некоторое время там позагорал. Лазать по камням, выбирая куда ставить ноги, за что цепляться и т.д. - удивительно интересно. Я стараюсь медленно увеличивать свои заплывы, в протяженности или в количестве, чтобы получить максимум из своего прибывания здесь. Сегодня забавный день, когда ко мне все всегда «приходит» - сначала я поймал уносимую ветром шляпу девушки по пути на пляж, затем поймал мяч группы, игравшей на берегу в волейбол. Между этими двумя событиями я нашел на песке на пляже перевернутую карту - тройку пик. Я подумал и воткнул её в песок вертикально, так что её лицо было видно. Отчего-то эта карта мне кажется именно той, которую всегда используют фокусники, по крайней мере чаще чем остальные. Когда я шел обратно, карты уже не было.
Я начал разговаривать с собой, полноценные разговоры (про себя, что в своем роде прогресс), причем на русском языке - споры, с аргументами и уговорами. Разговоры были и раньше, но они стали гораздо отчетливее. Стали выделяться разные голоса, не все из которых я могу определить четко, но некоторые определенно имеют уникальные черты.
У нас произошел забавный диалог в тот момент, когда я заставлял себя плыть дальше чем позволяла лень во время вечернего купания. Точнее один из голосов в моей голове - забавно, сколь неприспособлен язык к той ситуации, когда оба собеседника являются одним человеком - убеждал меня плыть дальше. Мы рассуждали об идее того, что характер демонстрируется не во время рутинности и банальности, но во время испытаний, которые при этом являются незначительными - когда угроза недостаточно велика, чтобы спровоцировать почти инстинктивную трату ресурсов для успеха, но их трата всё же требуется для того, чтобы чего-то достичь. Именно это на взгляд голоса и происходило, когда я на пределах своей лени заставлял себя заплыть дальше чем хотел, чтобы тренировать свое тело. В определенный момент мы даже почти поссорились, но затем сошлись на том, что я позволю себе в награду купить несколько тех курассанов - они стоят всего двадцать центов и прекрасно подходят для того ужина, который я планировал.
Я впервые попробовал инжир - не уверен что он был действительно спелым - зеленая кожура и т.д. - но внутренности очень необычные по форме и сладкие. Очень странный фрукт. Теперь нужно найти манго и финики.
Вечером на пляже я в очередной раз наблюдал за фотографированием пар и семей. Что забавно, фотографирование семей меня раздражает гораздо меньше. Они стараются всегда быть в кадре все вместе, и отчего-то это мне кажется абсолютно нормальным. Фотосессии, которые устраивают пары, меня продолжают задевать. А это именно фотосессии, для девушек, вокруг которых вертится молодой человек или мужчина с фотоаппаратом. Нет, конечно постоянно встречаются и сэлфи, и прочее, но сегодня больше было именно фотосессий. Возможно сыграло роль то, что я был голоден и мое настроение начало портиться, но мои мысли потекли во вполне предсказуемом направлении. У меня есть сильное подозрение, что эти записи я в определенный момент дам ей прочитать, но тем не менее это не причина их не делать. Я понял, что у меня существует блок против того чтобы её фотографировать. Я говорю не о случайной съемке, как тот раз на лестнице, но о полноценной выстроенной съемке. В этом есть элемент поклонения красоте, того, что называется английским словом «worship». Даже в наилучшие мои моменты, если я не способен остаться безэмоциональным, красота, котороя требует себе поклонения вызывает у меня исключительно слепую ярость и желание разорвать её в клочья. Я говорю о красоте, если что. Любопытно. Оказывается я нахожу подобную красоту оскорбительной. Точнее скорее всего не подобную красоту, но то, на что она претендует. Нерадостная это тема, засим её оставим.
Как выяснилось, одна из ран на ноге появилась в результате того, что я напоролся на морского ежа. Область на бедре слегка воспалилась, но сейчас почти всё прошло. Одного морского ежа сегодня поймали и рассматривали на берегу русская семья.
Я изначально здесь и закончил запись, так как основным событием дня был комфорт, с которым я переносил условия климата. Но вспомнил оду вещь, которую хотел записать. Когда ты читаешь интересного тебе автора, и он упоминает книгу или писателя, которого ты уже читал, чувствуешь себя будто ты сидишь за столом, и внезапно тебя просит передать сахар один из людей, к которым ты относишься с уважением. Связь исключительно косвенная и ни коем образом не имеющая под собой какого-либо значения, но ощущение мимолетного соприкосновения тем не менее приятное.
Засим и правда всё.