[Makiavel]

Пара заметок об отпуске
Потом постараюсь записать ещё.


Уроборос.

Мы сидим в ресторане на берегу моря. Звучит это лучше чем есть на самом деле: заведение представляет собой большое претенциозное кафе, украшенное ракушками и рыболовными принадлежностями. Столик повернут так, что через короткий проход мне открывается пейзаж моря. Закат уже начался, но штиль и полное отсутствие движения делают картину почти статичной. Женя к пейзажу сидит спиной. Впрочем даже если бы мы поменялись местами, вряд ли бы она стала особо долго его изучать – последние полчаса я вижу в основном её лоб, освещенный экраном телефона, который она сжимает в руках. В кафе есть wi-fi, и нету разговоров.
Вчера я потерял в море свои очки, и с непривычки чувствую себя почти слепым. Слепым не столько в отношении окружающего меня пространства – хотя в основном я скорее догадываюсь о том, что находится передо мной по сочетанию цвета пятна и его грубой формы – но в отношении почти всех форм взаимодействия. Несколько неудобно, когда не знаешь, гость перед тобой или официант, и не можешь прочитать меню пока почти не коснешься его кончиком носа.
Поэтому я сижу, изредка меняю позу, и наблюдаю за неподвижным пейзажем, пытаясь понять, почему у меня возникает ощущение будто мы находимся в помещении, и это просто разрисованный задник. Возможно дело в застывшем катере, который даже не качается на волнах. Жене приносят рыбу, и она начинает её есть, отрывая куски мяса от костей и кожи, вызывая у меня неожиданный приступ тошноты. Я рад, что сижу без очков. Какие-то вещи, кажется, должны вызывать отвращение на безусловном уровне. Не обвинение, размышление. Я вновь поднимаю глаза к пейзажу, который успел немного потемнеть, затем изучаю смутный серый сверток в сетях на потолке над нами - без очков я даже не могу понять, ракушка это или осиный улей.
Когда я вновь опускаю глаза к тарелке Жени, рыба распотрошена так, что голова и хвост почти соприкасаются, а разбросанные по тарелке куски мяса и кожи напоминают Уробороса. Я продолжаю задумчиво изучать статичные сумерки, в которые перешел статичный же закат, телефон продолжает освещать лицо Жени, придавая ему нездоровую бледность. Наконец она поднимает глаза и спрашивает, что не так с моим лицом.



Волна

На обратном пути с пляжа волны оказываются ещё сильнее. Каждая вторая грозит сбить с ног, если, застанет тебя на камнях между двумя мостиками. Женя явно нервничает, и говорит идти сначала с вещами, и потом вернуться за ней. Волны, разбивающиеся о камни и взлетающие над головой брызги вызывают одновременно и страх и возбуждение. Дождавшись промежутка между волнами я прохожу по первым камням, и волна разбивается о них за моей спиной. Я чувствую как бьется мое сердце, и крепко сжимаю нашу одежду и обувь, боясь их выронить. От происходящего я получаю странное удовольствие - мне нравится находиться в окружении «бушующей стихии». Странно, но найти что-то иное кроме этого стереотипа у меня не получается. Нет на самом деле слов, которые бы описали как ледяные капли бьют тебя по коже, как босые ступни цепляются за шершавый камень, как глаз высматривает волну чуть поспокойнее, чтобы она не сбила с ног. Какой бы текст мы ни читали, мы не испытаем описанных ощущений. В этом плане язык слишком удален от реальности, каким бы живым ни было воображение читателя или автора. Язык предназначен для передачи информации, для описания результата или характеристик. Физическое ему предшествует, и читая текст мы словно изучаем место преступления, стараясь восстановить то, что привело к видимому нами результату.
Выждав очередную слабую волну я дохожу до второго мостика и застываю. С него убрали доски, оставив только каркас из железных ржавых прутьев. Я понимаю, что по нему пройти не смогу, потому что поскользнусь на мокрых прутьях и сломаю себе как минимум ногу. На камнях оставаться тоже не могу – подходит следующая большая волна, и если я останусь, она меня собьет с ног прямо там, и разобьется о скалы вместе со мной. Единственное что я могу сделать – спрыгнуть на песок в отступающую воду, после чего до пляжа останется пройти всего метра три-четыре. Я спрыгиваю и в этот момент меня с головой накрывает волна. Я сжимаю одежду и обувь так крепко как могу, и чувствую, как меня опрокидывает и несет вместе с потоком воды. Сначала вперед - потом назад. Меня тащит по мелкому гравию, и несмотря на боль мне кажется, что вода обращается со мной почти нежно, игриво. Волна даже не ударяется об меня, а ласково подхватывает, окружает. Мои руки заняты, поэтому цепляться или придерживать очки нечем, и я едва замечаю как они почти также нежно снимаются с моей головы потоком воды. Когда я наконец выныриваю и с трудом поднимаюсь на ноги и выхожу на берег до следующей волны, очки искать уже поздно. Отряхнувшись, я кладу вещи на доски, лежащие достаточно далеко от воды, и отправляюсь назад за Женей, щурясь с непривычки. Дойдя до неё я усмехаюсь:
– Хех, я остался без очков.
– Ну и сам виноват, я говорила идти в две ходки.



Пространство

Горы определяют дистанцию любопытным образом. Не столько ограничивая, сколько искривляя, заставляя вспомнить неевклидовы пространства. За исключением побережья, вся Черногория расположена в параболах, y=x2/а, где а определяет ширину той чаши, на дне которой расположены дома. В основном они находятся именно там, хотя изредка можно увидеть небольшие поселки и отдельные строения и на возносящихся ввысь кривых.
Сами строения поражают контрастами. Такие контрасты не оставляет ни одна катастрофа, их создает только экономика. Продающие новую дизайнерскую мебель салоны с зеркальными окнами во весь фасад стоят рядом с недостроенными развалинами, чьи колонны с торчащими железными прутьями в них грустно отражаются. «Недостроенные развалины»… каким бы странным ни казалось это словосочетание, оно описывает ситуацию достаточно точно. Недостроенные дома и развалины часто стоят рядом и выглядят на удивление схоже. Одна и та же точка на двух векторах, один из которых направлен в прошлое, другой в будущее. Развалины пожалуй более оптимистичны, потому что их существование хотя бы предполагает, существование здесь однажды полноценных домов, в то время как недостроенные здания отчего-то не вызывают даже тени сомнения в том, что достроены они не будут. Достроенные дома кажутся вырванными из контекста, словно кто-то увидел их в другой стране и решил что хочет так же. В результате в окружении зеленых зарослей и высоких гор удивленно хлопают дверьми дома из Франции, Америки, Италии, и других стран, не понимая, как они здесь оказались.
Это пространство между городами. Сами города, впрочем, оставляют более приятное впечатление.
За исключение Будвы. Она вызывает схожие чувства, хотя плотность законченных строений там безусловно выше. Старый город, как я уже говорил в прошлый раз, за исключением пары мест кажется разросшимся супермаркетом, заполнившим остов старой крепости.
Старый Котор можно разделить на две части, верхнюю и нижнюю. Нижняя напоминает огромный торговый центр в средневековом стиле, и несколько церквей, которые в этом торговом центре стоят, выглядят в таком окружении вполне уместно. Не уверен, о чем это говорит, но мысли в голову закрадываются. Верхняя же, где живут люди, гораздо более приятна. Она представляет собой лабиринт маленьких улочек и крутых длинных узких лестниц, который оказывается разочаровывающе мал. В нем мало особо примечательной архитектуры, но переплетение извилистых улочек и узких, почти тайных проходов между средневековыми домами, создает очень приятную атмосферу. Вместо архитектуры эта часть города полна мелких штрихов – одна ступенька отличается от остальных мелким орнаментом, несколько камней в стене слегка сдвинуты относительно остальных, глухая стена заключена в абсолютно не нужную здесь но при этом красивую арку… С горы над городом, подъем на которую занимает на удивление долгое время, город выглядит вполне ожидаемо очаровательно. Дистанция, как всегда, добавляет красоты.
Пераст представляет собой то, как выглядела бы нижняя часть Котора, убери из неё торговый центр. Половина домов представляет собой средневековые развалины, а те, что были отреставрированы, не были превращены в собственное искаженное отражение в витрине сувенирного магазина. Сам город расположен на небольшом склоне у бухты. Шоссе проходит над городом, и с него домов почти не видно. На набережной дома в основном открыты и отреставрированы - в них расположены рестораны, магазины и т.д. И даже они выглядят лишь слегка обновленными, без лишних современных элементов. Но достаточно сделать шаг от берега, и глазам открываются полуразрушенные стены, высокие колокольни и длинные извилистые лестницы.
Херцог-Нови, пожалуй, является самым красивым городом в Черногории из тех, что я видел. Красоту Пераста он сочетает с масштабом Будвы и многоуровневостью Котора. Старый город органично окружен новой архитектурой, и новые дома смотрятся неожиданно уместно на фоне высоких стен трех крепостей, с которых на весь город открывается впечатляющий вид. Пара широких улиц и «рогатые» башни наводят на мысли об Италии, но спускающиеся к морю узкие улочки и увитые сухим плющом дома впервые предлагают нечто, чего я в Черногории встретить не ожидал: нечто уникально местное. Почти всё остальное пытается казаться чем-то другим, пальмы у пляжа кричат о желании быть Турцией, архитектура домов не может определиться со своей географией в принципе. Но Херцог-Нови, отличаясь в конкретных деталях от этого разнообразия не настолько сильно как кажется, создает из разрозненных элементов единое целое. Все кусочки мозаики сочетаются органично, без резких контрастов. Узкие улочки выходят на широкие аллеи, от которых вверх и вниз по горе расходятся длинные лестницы. Между новым домом, в котором расположен магазин современной одежды, и обвитым плющом средневековым зданием обязательно расположен ещё один дом, который представляет собой нечто среднее между двумя крайностями. Город спускается по скале до самого моря, и там наконец превращается в пляжную зону. За время пути он успевает сменить множество обликов, от средневековых развалин до современного пригорода, где дома скрываются среди обильной зелени.